занятые обеденными хлопотами. От Элмерика теперь даже на кухне проку не было никакого. Он не мог думать ни о чём, кроме того злополучного письма.

Улучив момент, бард выскользнул в коридор и уселся прямо на пол — так, чтобы слышать разговоры и в гостиной, и на кухне. Разноголосица получалась изрядная, и выхватывать отдельные фразы из общего гула было нелегко. Но в противном случае Элмерик опасался, что не сможет объяснить своё присутствие под дверью. В том, что чуткий эльфийский слух обнаружит слежку, он почти не сомневался.

— Куда это Рыжий подевался? — ворчал Джеримэйн. — Стоило только отвернуться! Раз и смылся — лишь бы не работать!

— У него было странное лицо… — задумчиво протянула Келликейт. — Думаю, он хотел побыть один.

— Мало ли кто чего хотел? Он чё тут, особенный?

— Перестань. Меня здесь вообще быть не должно. Я уже полноценный член Соколиного отряда — могу пойти к остальным в гостиную. Считай, что я подменяю Элмерика.

Бард, улыбнувшись, подумал про себя, что надо будет поблагодарить Келликейт за поддержку.

— Ты, Риэган, как всегда… — А это уже сказал мастер Каллахан. Не поймёшь: то ли с осуждением, то ли с улыбкой.

— «Как всегда» это, значит, вовремя? — У гостя оказался приятный низкий голос.

Его самого Элмерик толком рассмотреть не успел, потому что пялился на Счастливчика, но кое-как припомнил, что у Риэгана были светло-русые волосы до плеч, крепкое сложение и выдающийся нос с горбинкой. Одет же гость был скромно, по-дорожному. Так и не скажешь, из знатных он или из низкорождённых.

— Как всегда, раньше, чем тебя ждут. Да ещё и с сюрпризом.

Теперь барду казалось, что наставник был недоволен гораздо больше, чем хотел показать.

— Люблю сюрпризы, — хохотнул Риэган. — А ты — нет.

— Розмари, а ты гостей разглядела? — Пересуды с кухни опять стали слышнее бесед у камина, потому что приехавшими заинтересовался громогласный Орсон.

— Двое их было-та. Один белобрысый, крепкий и молодой совсем, хоть и с бородой. Да и борода то несерьёзная — одно название. Другой чернявый, плюгавый и старый. Чернявый вроде того, музыкант. С лютней. Менестрель али бард — не ведаю. Я б получше поглядела, но жаркое подгорать начало.

— На кой нам столько музыкантов? Своих, что ли, не хватает? Будем нечисть из Врат песнями отпугивать?

Это, конечно, Джерри сострил — больше некому. Эх, знал бы он, что мастер Олли прибыл по его душу, сразу по-другому бы заговорил.

— А который из них Риэган?

Элмерик поразился, насколько же чисто стал говорить Орсон. Без прежних запинок. Неужели всё дело было только во внутреннем страхе, живущем в каждом из людей?

— Вот чего не знаю, того не знаю. Их мне-та не представили. — Легко было вообразить, как Роз привычно развела руками.

— Хотелось бы присмотреться получше… — Вкрадчивая манера речи Олли Счастливчика ничуть не изменилась за пару лет, когда Элмерик видел главу гильдии в первый и последний раз. — Я не привык решать вопросы на лету. Особенно такие.

В зале, похоже, накалялись страсти.

— У вас, я полагаю, много свободного времени? — Мастер Каллахан был сама любезность.

— Не больше, чем у вас. Ах, будь у меня ваша продолжительность жизни…

— Кабы у бабушки была бородушка, была бы она дедушкой! — хохотнул мастер Дэррек. — Нам с вами, почтенный Оллисдэйр, остаётся только мечтать да завидовать. А всего на свете не успеть, как ни старайся.

— Вы правы, года уже не те, — проскрипел Счастливчик, добавив в голос приторных ноток. — Совсем мы стариками стали. Пора давать дорогу молодым, а?

Элмерик припомнил, как ещё совсем недавно этот «старик» ходил колесом на площади, крутил кульбиты, прыгал через голову и показывал чудеса джигитовки на огромном вороном жеребце. Вряд ли что-то изменилось с тех пор. Многие молодые люди могли лишь позавидовать ловкости и сноровке мастера Оллисдэйра.

— Ой, горит, горит-та! Бегом вынимай! Где полотенце-та? Намочи, живо! — С кухни запахло подгорелой хлебной коркой. — Джеримэйн, ну ты и растяпа!

— А чё сразу я? Я смотрел…

— Куда смотрел-та? В книжку свою?

— В печку.

— А как же тогда пироги сгорели-та?

— Ну, я смотрю — и вижу: горят.

— Божечки мои! Чего не сказал-та, олух?

— Ты не сказала говорить. Ты сказала смотреть.

— Тьфу на тебя!

К Элмерику вдруг пришло понимание, что, если Джерри заберут, всё изменится. Никто не станет придираться к словам, насмехаться и умничать. Не будет больше драк по пустякам. Вроде впору было порадоваться, но барду стало тоскливо, хоть вой.

Но что он мог с этим сделать теперь? Отказаться от своих слов и навлечь на себя гнев самого Оллисдэйра Фелиса? Тогда путь в гильдию бродячих актёров и музыкантов навеки будет закрыт. А и пусть! Зато совесть останется чистой… Элмерик был уже почти готов ввалиться в залу и нарушить покой наставников, когда снова заговорил Риэган:

— Друзья мои, давайте отложим дела на потом. Скажи, Каллахан, когда уже в этом доме нас пригласят отобедать? Я так спешил к тебе, что у меня с утра и маковой росинки во рту не было!

— А тебе лишь бы поесть, — поддел его мастер Дэррек. — Смотри, к старости располнеешь, как я.

— Ты слишком спешил, — не сдавался Каллахан. — Теперь терпи.

— Признайся: ты это нарочно!

— Разумеется.

Элмерик понял, что ошибался всё это время. В голосе командира не было ни осуждения, ни недовольства. Это была забота, которая совсем не вязалась с привычной холодностью и отстранённостью.

— Тебе не надоело меня воспитывать, Каллахан?

— Нет. Здесь действуют мои правила.

— И никто не будет подстраиваться под меня, знаю-знаю…

Наверное, так могли бы разговаривать друг с другом отец и повзрослевший сын. Но Риэган не был ни эльфом, ни