Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вчера он улегся в постель очень поздно, наверняка чувствовал себя виноватым. За завтраком мы едва перемолвились словом. Со временем все пройдет, конечно, но это происшествие стало горькой приправой к нынешним тревожным дням.
* * *
Позднее. Подобно тому как постепенно тает иней под скупыми лучами зимнего солнца, так и наши с мужем отношения понемногу наладились в течение долгого дня.
Я совершенно уверена, что мисс Доуэль не питает к Джонатану ни малейшего влечения и что любые его фантазии касательно девушки не более чем мимолетная глупость. Вдобавок он ходит с таким горестным видом, словно вот-вот расплачется, и я больше не в силах это выносить. Вчерашний досадный случай ненадолго отвлек мои мысли от обстановки в доме, будто замершем в напряженном ожидании. Подобная атмосфера, безусловно, совсем не полезна для Квинси. Я сказала Джонатану, что надо бы нам отправить сына обратно в школу на последнюю неделю семестра, и он со мной согласился. Квинси проведет с нами еще два дня, а в воскресенье уедет.
О нашем решении мы сообщили ему за ужином. Он просто наклонил свою маленькую темноволосую голову и сказал с энергичной серьезностью, которая кажется мне несколько неестественной в двенадцатилетнем мальчике:
– Конечно, мама. Если вы считаете, что так лучше.
– Да, считаем, – подтвердила я.
– Нельзя запускать учебу, сынок, – без всякой необходимости добавил Джонатан.
– О. – Квинси недоуменно приподнял брови, потом на лице у него появилось странное выражение. – А знаете, я не думаю, что учеба очень уж важна, – медленно проговорил он, и было похоже, что эта мысль только сейчас пришла ему в голову. – Школьные знания мне не пригодятся. Уже не пригодятся.
Мы с Джонатаном тревожно переглянулись.
– Конечно пригодятся, – сказал муж. – Они станут краеугольным камнем твоей карьеры.
Квинси, казалось, не понял.
– Папа? Можно я сейчас посижу с профессором, а? – спросил он. – Хочу провести с ним побольше времени перед отъездом. Ведь другого случая может и не представиться.
И тогда, сквозь наслоения отроческих проблем и странных эмоций последнего времени, я вновь увидела прежнего Квинси – моего храброго, сильного, умного мальчика.
Потом он встал и вышел из комнаты.
Но все-таки я не вполне понимаю, зачем он проводит столько времени рядом с бесчувственным телом человека, уже неспособного сознавать его присутствие. Чудится здесь что-то нездоровое, не вполне нормальное. Может, Квинси получает своего рода удовольствие от этого опыта? От своей первой встречи с настоящим горем?
Ах, ну что же я за мать такая? Подозрительная! Бессердечная!
Дневник доктора Сьюворда (фонографическая запись)
9 декабря. Какое же счастье вновь заняться чисто интеллектуальной деятельностью!
Я говорю «интеллектуальной», но на самом деле тут другое. Да, сложнейшее умственное упражнение, но не только оно одно. Дневник покойного Р. М. Ренфилда – с самого момента, как я впервые взял его в руки, – оказывает на меня действие, сходное с электрическим разрядом. Когда прикасаюсь к нему, глажу обложку, с возрастающим волнением листаю страницы, на память приходит ощущение, которое испытываешь, когда идешь по проселочной дороге перед самой грозой – и воздух кажется живым, потрескивает электричеством.
Такое впечатление, что тетрадь эта бывает в разном настроении, и в зависимости от часа дня или ночи сила в ней то прибывает, то убывает. Странное чувство испытываешь, переворачивая страницы, тесно исписанные мелким каллиграфическим почерком, по которому невозможно догадаться о сумасшествии автора. Трепетное чувство, что тебе выпала своего рода привилегия.
У текста есть одна любопытная особенность, изумившая меня и отнявшая у меня уйму времени.
Он зашифрован. Мне удалось частично разгадать шифр – созданный, полагаю, на основании определенных числовых сочетаний из первых книг Ветхого Завета. Могу прочитать далеко не каждое слово, но разбираю уже достаточно, чтобы начать понимать содержание вступительных записей. Из них я узнал один совершенно неожиданный факт, почему-то немного меня встревоживший.
Оказывается, когда-то давно, задолго до своей психической болезни, Ренфилд – подумать только! – служил в уголовной полиции, в звании сержанта. Работал в Скотленд-Ярде, в паре с неким Мартином Парлоу (смутно знакомое имя).
Чуднó, как постепенно проявляется правда, сначала лишь проблесками да шорохами, как она выползает наружу из мрака неизвестности, точно змея из высокой травы.
Многое по-прежнему остается неясным. Работа по расшифровке сложна и утомительна. Но даже из той информации, которую мне удалось почерпнуть в записях, – о проводившемся Ренфилдом и Парлоу расследовании ряда убийств в 88-м году[33], об их общей решимости раскрыть дело при любых обстоятельствах, о чудовищном разврате, процветавшем в клеркенвеллской таверне, – из всего этого становится понятно не только то, что история Ренфилда гораздо более странная, чем я когда-либо мог предположить, но и то, что на самом деле я совсем не знал этого человека. Я должен читать дальше. Должен.
Предстоят долгие часы напряженной работы. Скоро я все узнаю. Увижу всю картину целиком.
Открытка старшего инспектора Мартина Парлоу – участковому инспектору Джорджу Дикерсону[34]
10 декабря
Дорогой Джордж! Хочу довести до твоего сведения, что мне придется остаться здесь дольше, чем предполагалось. Я порядком задержался в пути и по прибытии в Уайлдфолд обнаружил, что дела обстоят не совсем так, как я ожидал. Напишу снова, как только появятся новости. Здесь со мной моя дочь Руби, и мне нужно обо многом позаботиться. Надеюсь, ты там в Лондоне успешно «держишь оборону» и наш друг Квайр ведет себя не как распоследняя «лошадиная задница».
Твой М. П.
Из личного дневника Амброза Квайра, комиссара лондонской полиции
11 декабря. Прошла неделя с его отъезда, и с каждым днем мне становится все очевиднее, что старший инспектор Мартин Парлоу был для нас настоящим талисманом. Живое воплощение нашего славного прошлого, он имел тридцатилетний опыт служения закону и неистощимый запас увлекательных историй, начиная с семидесятых годов. Полагаю, я недооценивал его, когда он ежедневно был с нами.
Вот же странно! Пишу так, словно человек умер, а не взял отпуск на пару недель. Насколько я понимаю, участковый инспектор Дикерсон получил от мистера Парлоу короткое письмо с сообщением, что он задерживается и что наша потеря еще на неопределенное время останется находкой для Уайлдфолда. В его отсутствие работа у нас продолжается.
Американец приходил ко мне днем с докладом об отношениях между тремя бандами, которые, несмотря на все мои усилия, по-прежнему повинны в большинстве из огромного количества преступлений, совершаемых в столице.
Утомленный административной работой, я обрадовался при виде вошедшего в кабинет янки, хотя хмурое выражение его красивого лица не предвещало хороших новостей. Он человек упорный, сдержанный и решительный. Славный малый,