видеть свои недостатки и ограничения так, как никогда прежде. Жизнь и личность получают новое направление, когда чувствуешь на себе взгляд богов.

Те несколько мгновений настоящего присутствия, которые тебе довелось испытать за свою жизнь, могут означать, что внутри кого-то рядом с тобой находился кто-то из богов и через него смотрел на тебя. Те несколько мгновений, когда нам открывалась истина о другом человеке, могут говорить о том, что Бог в то мгновение находился в нас и использовал нас, чтобы рассмотреть того человека. Когда они подсвечивают черты другого человека, это всё равно что включить свет в темной комнате. Возможно, этот момент видения мы запоминаем лучше, чем всё остальное в нашей жизни.

У человека, на которого боги смотрят через тебя, часто возникает к тебе особая привязанность. Этот человек может обнаружить, что много думает о тебе, и ты тоже можешь обнаружить, что много думаешь о нем. Часто случается так, что эти два человека чувствуют, что им суждено быть в жизни друг друга. Они могут нравиться друг другу, а могут не нравиться или не иметь друг к другу никаких определенных чувств, но всё же так или иначе мистически оказываются – на несколько минут, часов, недель или лет – на орбитах друг друга, как будто происходит что-то очень важное.

Затем человеком внезапно овладевает желание быстро и кардинально изменить свою жизнь – и часто это желание скрыться от взгляда богов. Ему может казаться, что происходит что-то угрожающее – что-то опасное, от чего он должен бежать. Человек может искать причину этому чувству в сделанном им выборе или всё больше убеждаться в том, что он мог бы добиться лучшей жизни, чем та, которой он живет сейчас. Люди могут винить человека, в которого вселились боги, во всех своих неудобствах, поэтому они пытаются сбежать из своего дома. Некоторые переезжают в город поменьше или разыскивают того, кого они любили прежде, и стараются снова быть с ними вместе. Холостяки желают жениться, а женатые хотят получить развод; использовать свой последний шанс на прекрасную жизнь, которой они достойны.

Но боги, наблюдающие за тобой изнутри ближнего, не исчезнут, если ты сбежишь от своей жизни. Они оставят тело твоего ребенка, твоего соседа или твоего друга – в кого бы они ни вселились, чтобы наблюдать за тобой, – и найдут тело в твоей новой жизни, в которое можно вселиться, и продолжат наблюдать за тобой из него.

* * *

Иногда боги принимают форму бактерии или вируса, и зачастую то, что считают болезнью, – просто рой захвативших тело богов. Соответственно, болезнь отчасти так утомительна потому, что в тебя вторглись боги. Они используют твое тело, чтобы наблюдать за кем-то рядом, чтобы увидеть, каковы люди в этом мире, чтобы сделать их лучше в следующем.

Иногда боги убивают тела людей, в которых они поселяются. Они говорят себе, что сводят больных в могилу, чтобы оценить тех, кто соберется вокруг умирающего; чтобы посмотреть, как они поведут себя в такой критической ситуации. Но на самом деле это просто потому, что они не знают верного способа покинуть чье-то тело без того, чтобы случайно его не убить.

* * *

В ту неделю, когда от Миры отрывали ее отца, она ощущала присутствие в нем наблюдающих за ней богов. Вот тогда она увидела себя в истинном свете: что искусство и книги она любила сильнее, чем собственного отца. Боги отметили это и покинули тело отца.

Как же Миру бесило, что в этой версии мироздания ей выпало быть птицей. Как бы ей хотелось, как и ее отец, родиться медведем!

* * *

Мира чувствовала себя плохо. Если бы она могла обернуть прошлое вспять, она бы это сделала. Она жалела, что не пользовалась возможностью проводить с ним столько времени. Она причинила боль отцу и обделила саму себя.

Но хотелось ли ей изменить прошлое, потому что она прожила его неправильно, или сожаление – это просто ошибка в том, как она сотворена? Самым важным в ней для Бога был ее импульс критика – ее желание всё переделать. Вот, что в ней было самого важного. Но этот импульс всё переделать заставлял ее страдать. Когда она окидывала мысленным взором свою жизнь с отцом, она хотела запомнить то, как они смеялись, его живой характер, его доброту, всё то хорошее, что она делала для него, всё сделанное с любовью. Почему красота, которую открыла ей его смерть, не могла пересилить ее желание изменить то, как всё сложилось прежде?

Он не хотел сообщать Мире о том, что находится при смерти, потому что хотел, чтобы она продолжала жить своей жизнью. Но также он хотел, чтобы она была рядом, и у него не всегда получалось не расстраиваться из-за того, что она нечасто его навещала, особенно в последний его год. Она хотела быть ближе к отцу и проводить больше времени вместе, но что-то внутри нее заставляло ее держаться поодаль, может, дальше, чем следовало. Однако это казалось важным, и как будто так было надо – оставаться в большом мире без него, как если бы повторялись требования прошлого, когда она пыталась держаться на расстоянии, иначе рисковала навсегда провалиться в колодец на двоих. Он согласился, что хочет того же – чтобы она жила в большом мире без него. Оба они хотели одного и того же – чтобы другой жил своей собственной жизнью, – но они также хотели быть рядом и жить одну жизнь.

В тот последний год она обнаружила, что ей трудно быть рядом с ним. У них обоих на глазах были шоры, никто из них не хотел видеть приближающийся конец. Ему было неловко желать, чтобы она осталась, и сразу же – чтобы она вернулась, а она чувствовала себя виноватой из-за того, что хотела уйти. Но она приносила ему всё, что находила в мире хорошего, карамельки в серебряно-синих фантиках. Но она не всегда возвращалась с подарками, боясь стать ему женой. Ей нравилось чувство, существовавшее между ними, когда она была маленькой девочкой и он рассказывал ей истории о трех взрослых братьях: они отправились в мир, и каждый из них искал свое сокровище, и каждый возвратился домой с чем-то особенным, что они нашли как бы отвечая на загадку, которую загадал им отец, – каждый по-своему. Что же это была за загадка, ради ответа на которую Мира была послана в мир? Может быть, какова истинная дистанция любви?

* * *

Потом все эти воспоминания