В первый момент Шарль-Арман ни на чем не мог сосредоточить взгляд: слишком большой обзор для таких мелких деталей.

И канонада, и бескрайние просторы, залитые утренним солнцем, а больше всего запах пыли, которой он уже успел надышаться, подействовали на Шарля-Армана возбуждающе. Он почувствовал себя мужчиной, королем.

Он взял в руки бинокль, но был так поглощен ощущением собственного могущества, что застыл в нерешительности. Именно такие чувства испытывает человек, с энтузиазмом приступающий к решению трудной задачи.

В этот момент сверху что-то засвистало, и бронебойный снаряд с оглушительным грохотом взорвался у самой стены замка. Обломки камней брызнули выше зубцов, и башня зашаталась. Шарлю-Арману показалось, что она вот-вот рухнет, и он сломя голову понесся вниз по лестнице, гонимый ужасом случайной смерти от шального осколка и собственным одиночеством. Но башня устояла. Камни продолжали сыпаться, и эхо от взрыва еще гуляло под гулкими сводами.

«Я не имею права бояться», — приказал себе Шарль-Арман, но воспринял эти слова как-то странно, не так, как обычные мысли. Он явственно услышал, как их произнес где-то на уровне затылка его собственный голос. Голос звучал тише обычного, и ни сознание, ни воля Шарля-Армана здесь были ни при чем. Феномен раздвоения настолько его потряс, что он даже зажмурился.

Остановился Шарль-Арман, только когда оказался возле двери в зал с лошадиными скелетами. Ему стоило неимоверных усилий повернуть назад и снова преодолеть те самые шестьдесят ступенек, что, постепенно сужаясь, вели наверх. Но он сумел взять себя в руки и занял свой пост, приступил к наблюдению.

Он навел бинокль на остров, дрожащими пальцами поворачивая колесико резкости. Наконец в поле зрения попали какие-то разбросанные по острову черные точки.

«Должно быть, там идет бой», — подумал он и вспомнил о друзьях, о Монсиньяке и Лопа де Ла Боме, угодивших в самое пекло. И сразу же позабыл о риске, которому только что подвергался сам.

По ту сторону широкого моста он насчитал семь немецких танков, скорее всего, выведенных из строя противотанковыми орудиями французов. Он увидел грузовики, вокруг которых, как муравьи, суетились человеческие фигурки, бегавшие взад-вперед по прилегающим улочкам.

Весь пригородный район на северном берегу, где современные постройки соседствовали со старинными деревенскими домами, буквально кишел автомобилями и крошечными человечками. А дальше, на дороге, ведущей в Париж, неприятель, похоже, начал стягивать войска. Шарль-Арман сосредоточился на этой длинной веренице насекомых и различил танки, подходившие вместе с артиллерией и занимавшие прилегавшие дороги.

Шарль-Арман достал планшет и принялся быстро записывать данные своих наблюдений.

У него больше не оставалось сомнений. Пейзаж перед его глазами резко изменился. Это был пейзаж поля брани.

Точные слова и подробные указания приходили сами собой, безо всяких усилий мысли или памяти. Во фруктовом саду он засек четыре действующих орудия. Затем неподалеку от реки обнаружился минометный расчет, бивший по острову по касательной. По мере того как прилегающие к городу районы и берег реки заполнялись вражескими войсками, карта покрывалась все новыми красными кружками, а ее поля — расчетами местонахождения и засечками целей.

Сверху послышался свист, второго снаряда. На этот раз Шарль-Арман не дрогнул.

«Ладно, если это мой — тем хуже», — подумал он, спрятав голову за парапет и ощутив дрожь камня. Должно быть, снаряд взорвался где-то сзади, во дворе. Уши заложило, и, чтобы восстановить слух, Шарлю-Арману пришлось несколько раз сглотнуть и зевнуть.

«Ну, погоди у меня!» — подумал он, словно результаты его наблюдений неизбежно должны были привести к уничтожению палившей по нему вражеской батареи. Шарль-Арман даже начал верить в то, что видит ее перед собой. Для него это дело уже начало носить личный характер.

Вздрагивая от нетерпения, Шарль-Арман с охотничьим азартом выслеживал глазами «свою батарею», и это нетерпение вытеснило все другие чувства. Вдруг он увидел посреди виноградников две огненные вспышки и услышал пронзительный вой. Молодому человеку показалось, что он находится как раз на траектории снарядов и сейчас его разнесет в клочья. Но, решив, что пушка стреляет именно по нему, явно переоценил значимость своей персоны: снаряды разорвались где-то на улице. Противник просто пристреливался.

Тем не менее Шарль-Арман поймал «свою батарею», которая теперь вела непрерывный огонь. Но артиллерия французов не знала ее расположения, и он не успокоился, пока не засек батарею, сделав основной кроки[17]и привязав ее на местности к четырем точкам: двум в виноградниках и двум в перелеске. Когда Шарль-Арман увидел обслуживавших батарею солдат, они показались ему такими маленькими, что вся злость почему-то испарилась. Пищей для настоящей ненависти могут стать только идея или зрительный образ. А эти мечущиеся туда-сюда, суетящиеся фигурки только сбивали юношу с толку, и принять их всерьез никак не получалось. У Шарля-Армана почему-то пропало желание передавить их, как саранчу.

Спускаясь с башни, он поклялся себе никому не говорить о том, как сперва поддался панике. Наоборот, Шарль-Арман очень гордился тем, что из всей бригады он единственный получил настоящее боевое крещение огнем.

Надо сказать, что вниз он спустился не без удовольствия. Во дворе замка его дожидался Гийаде, бледный как смерть.

— Я уж думал, не случилось ли что с тобой, — сказал он, бегом припустив навстречу Шарлю-Арману. — Ведь я не знал, куда ты пошел. Скажи, ну и пальба!

Шарль-Арман, тоже очень бледный, ответил:

— Брось, старина! Нельзя же накладывать в штаны из-за каждого шального снаряда!

И, усаживаясь в коляску мотоцикла, процедил с небрежностью бывалого вояки:

— И вообще, если грохочет, то не убьет…

Может, и не убьет, если речь идет о молнии, а не о снаряде.

2

Командный пункт полковника находился на просторной вилле в верхней части города.

Ламбрею никогда не выносили благодарности за заслуги на учениях, но на сей раз офицер, принимавший у него отчет, похвалил его. Бумаги тут же передали полковнику, и Шарлю-Арману пришлось развернуть свою карту перед всем командным составом Школы.

К нему сразу подошел майор:

— Итак, дружище, вы засекли батарею, которая по нам стреляет?

Ламбрей не знал, что майор только что оживленно обсуждал этот вопрос с коллегами.

—   Я полагаю, что она вот здесь, господин майор, — сказал он, указывая на «свою батарею».

—   Да ничего подобного! — язвительно парировал майор, поскольку ответ шел вразрез с его мнением на этот счет.

«Если он и сам все прекрасно знает, зачем тогда спрашивать», — подумал Шарль-Арман.