Воинственные родственники обыкновенных мышей побеждали. Они подминали под себя отважных бойцов, которые стояли до последнего на обглоданных до белого конечностях и рвали уже не только их, но и своих соплеменников или то, что от них оставалось.

Высокая рыжая стена распадалась, открывая бреши и проходы вовнутрь…

Одна из молодых собак, совсем скоро готовящаяся стать матерью, с большим округлым животом, брызгая бешеной слюной, пыталась помочь своему возлюбленному, который стоя на передних лапах, наполовину съеденный, продолжал крушить и рвать жалобно пищащее месиво. Не обращая внимания ни на что, он стоял, стоял, пока билось неистовое сердце! Держался из последних сил, уже не чувствуя, как серый многоголовый вал вцепился в его любимую, вспарывая ей брюхо и выгрызая из него беспомощно копошащихся малышей.

Он не слышал жалобного писка своих щенков, которые так страшно пришли в этот мир и тут же исчезли, будто их и не было.

Он стоял, как скала, обглоданный, но непобеждённый, а два полугодовалых подростка, за его спиной, ещё совсем дети, крича от боли, помогали своим старшим братьям из последних сил, закрывая младшеньких, отдавая себя на растерзание и надеясь на чудо, которое им поможет.

Он хрипел изодранным в лохмотья горлом и наугад хватал объеденной, но ещё вершащей своё правое дело пастью, вдохновляя стаю на битву.

Он не видел, так как потерял оба глаза, как последний, из старших сыновей вожака, такой же могучий и несокрушимый, захлебнулся чужой кровью. Но всё-таки добрался до нескольких самых больших, по всей видимости, главных крысюков и в считанные мгновения расправился с ними, исчезая под беснующимися врагами.

Отгрызенные уши не слышали жалобного плача оставшихся без защиты последних детёнышей уже погибшей стаи, по той простой причине, что лязгнувшие в последний раз стальные челюсти унесли ещё одну ненавистную жизнь, и его просто не стало…

Страшная по своей жестокости расправа была скоротечной, но ещё не закончилась, когда Егор не выдержал и кинулся к верхней пулемётной турели. Он хотел хоть как-то помочь отважным псам, которые теперь совсем не казались ему свирепыми и беспощадными убийцами из Никиных рассказов. Похоже, что девушка крепко на этот счёт ошибалась. Что ж, с кем не бывает? По крайней мере, благородство и стойкость, которые проявляли эти рыжие красавцы, защищая своё потомство, были налицо и высоко им ценились.

Правда, со спасательной операцией он явно подзадержался.

Некому было помогать…

Впрочем, одна из собак, высокая пепельно-серая сука ещё держалась на ногах, высоко задирая вверх морду, в которой болтался маленький рыжий комочек. До неё уже тоже добрались, но она стояла, не смотря ни на что!

И тут заработал нижний пулемёт, Ника перестала сохранять нейтралитет, как и Василий, который в голос ревел, причитая что-то горестно-неразборчивое, грозя «гадским гадам» жестокой расправой.

К сухому металлическому такатанию, Горыныч добавил басовитый грохот тяжёлой крупнокалиберной спарки. Стальной вихрь заметно добавил к уже навороченным кучам крысиной дохлятины новых длиннохвостых клиентов. Вмешательство извне было ощутимым, проделывая в рядах нападавших широкие бреши, истекающие целыми потоками крови. Впрочем, это не мешало отдельным тварям вгрызаться в последнюю свою жертву. Они будто знали, что стрелки их не тронут, побояться. Егор озадаченно хмыкнул, вспоминая слова девушки о том, что местная фауна не только максимально опасна, но и действительно умна.

Отсекая от несчастной собаки незатухающий крысиный поток, он действительно боялся в неё попасть, да и огонь прекращать было нельзя. Крысюки лезли и лезли, словно из бездонной бочки, ничего и никого не боясь. Разъярённые упорным сопротивлением длиннохвостые бестии заметили нового врага, переключая на него своё внимание. Максимум возможного в этой ситуации было сделано, но спасти последнюю самку погибшего клана всё же никак не получалось.

Ни технически, ни физически…

Впрочем, Горыныч в очередной раз убедился, что человеческие стереотипы привычные и работающие в той, прошлой жизни, тут, уже в который раз, показали свою несостоятельность. Бесспорно, обладающее определённым интеллектом животное само начало действовать, без чьей-либо помощи или подсказки. Перехватив поудобнее свою драгоценную ношу, собака побрела в сторону плюющейся смертью большой металлической коробки, стряхивая с себя прожорливую нечисть. Она не дёргалась, не шарахалась по сторонам, чтобы не попасть под стальной веер, несущий смерть, а шла спокойно и размеренно, будто на прогулке.

И тут Гор с ужасом услышал, как лязгнул за спиной незадраенный люк, и крышка с помощью микролифта щёлкнула, легко откидываясь в сторону.

— Вася, в рот компот! Убью, если жив останешься…

Но мальчуган ничего такого не слышал, он полз снаружи, по броне, навстречу плывущему в копошащемся месиве удивительному пепельно-серому существу. Собака-мать, каким-то образом достучалась до его сознания, моля о помощи: «Спаси моего сына, малыш!»

И Вася не посмел отказать…

Егор рванулся вслед, зацепился за что-то, пытаясь освободиться любой ценой, но крепкая, особо прочная материя даже не затрещала: «Наноткань, мать их!». Потеряв несколько драгоценных секунд, он всё же вывернулся и выскочил наружу. Подцепив пацанёнка с драгоценной ношей в обнимку одной рукой, другой, отбросил заскрежетавшую по левой стороне серую тень и юркнул вовнутрь, накрепко задраивая за собой проход.

А за толстой стальной обшивкой отсчитывало свои оставшиеся короткие мгновения любящее материнское сердце. Оно сделало то, что хотело, сохранив самого любимого щенка, так похожего на отца и пело от радости и счастья последнюю песню. Пело от ярости и упоения боем, уже никем и ничем не сдерживаемое. Все условности остались позади за той чертой, откуда нет возврата. И не нужно было держать строй, не нужно было бояться и стараться выжить любой ценой, чтобы спасать жизнь тем, кто был так мил и дорог.

Ничего этого уже не нужно было!

Теперь она могла стать сама собой и отомстить за себя и за свою погибшую стаю…

Снаружи что-то шипело и булькало. Непонятный звук очень сильно походил на то, как если бы прохудившийся чайник, стоящий на плите из последних сил пытался погасить огонь остатками уже заканчивающейся, почти испарившейся влаги, беснуясь и фыркая раскалёнными боками. Пороховые газы и копоть драли горло, разъедали глаза, а приторный запах свежей мертвечины норовил выжать наружу жалкие остатки утренней трапезы. Хотелось пить, но люди в покосившемся бронетранспортёре, стоящем на изорванных в лохмотья колёсах, тихо сидели, не решаясь нарушить наступившую тишину.

Только еле слышное попискивание раздавалось из того закомарка, в который забрался Василёк, чтобы не мешать взрослым делать свою страшную работу. Он не выбрался оттуда даже после того, как всё закончилось, и старшие товарищи прекратили ругаться и терзать нагревшиеся от беспрерывной стрельбы пулемёты, заставляя их изрыгать в сторону взбесившихся крыс всё новые и новые порции свинца.