Опричнина — инструмент разрушения государства, унижения нравственного и физического уничтожения соотечественников. Опричники, одержимые ненавистью к миру, неизменно должны стать на сторону тотального разрушения, не ограничиваясь свержением неугодного им или их предводителю политического режима. Минуло три десятилетия, но оказалось, что яд опричнины поразил не только подручных Иоанна Грозного, но и их сыновей и внуков. И если бы только сыновей и внуков…

При Романовых государство снова, как и при Грозном, целенаправленно формирует особый класс, отделенный невидимой стеной от русского народа, враждебный ему. В этом прямой наследник Грозного — Петр I. У того были свои опричники — потешные полки, выросшие впоследствии в гвардию. Оба государя были западниками, тянулись к европейскому блеску и иноземному образу жизни. Оба выдвигали худородных и беспринципных, но преданных людей. Оба были изощренно жестоки, шагали по трупам, оба любили пародировать и скоморошничать. Оба не удосужились оставить наследников.

Правда, Петр был более последователен и удачлив. Если Иоанн мечтал жениться на иностранке — хоть на английской королеве Елизавете, хоть на какой-нибудь Марии Гастингс, то Петр женился, пусть его избранницей и оказалась простая ливонская служанка. Если Иоанн потерял свои завоевания в Прибалтике, то Петр, пусть ценой колоссальных усилий, благополучно завершил Северную войну. Если Иоанн убил сына непреднамеренно в припадке ярости, то Петр хладнокровно уничтожил царевича Алексея. Если Иоанн не достроил опричную столицу в Вологде, то Петр возвел-таки новый город у невского устья.

На этом лихорадочном градостроительстве стоит остановиться подробнее. Князь Курбский дал следующую хлесткую характеристику Грозного — «хороняка и бегун». Действительно, царь Иоанн все время бежит: он настоятельно просит у королевы Елизаветы убежища в Англии, укрывается в Александровой Слободе, строит столицу-убежище в Вологде. Иоанн сам гонит себя и сам же от себя скрывается. Петр повсюду ищет то ли уединенное Преображенское, то ли отгороженный от внешнего мира Кукуй. Он бежит подальше от Москвы на берег Балтики, но остановиться не в состоянии, намереваясь обосновать свою столицу на острове Котлин, там, где ныне находится Кронштадт, и только соображения безопасности заставляют императора отказаться от своего замысла. Однако мечта уединиться на острове не оставляет венценосного бегуна. Петр решает перенести центр Петербурга из уже обжитой Адмиралтейской части на Васильевский остров. На этот раз императорская блажь натолкнулась на упорное сопротивление подданных, дружно саботировавших грозные распоряжения о незамедлительном переезде на другой берег Невы.

Подобный эскапизм — бегство не от реальной угрозы, а скорее от реальной жизни, реальной России. Но столкновение вымышленного мира с миром действительным неизбежно, и тогда Иван и Петр объявляют последнему войну. А для войны необходимо войско. Мы видели, как воздвигал из камней своих опричных «чад Авраамовых» Грозный. Император действовал схожими методами. А. И. Герцен так описывает процесс воспитания опричника петровского призыва: кандидату на попадание в привилегированное сословие неустанно вдалбливали повеление великого реформатора: «перестань быть русским, и это зачтется тебе в заслугу перед отечеством; презирай отца своего, стыдись своей матери, забудь все то, что учили тебя в отчем доме, и из мужика, каков ты теперь, ты станешь образованным и немцем, а раз ты станешь хорошо образованным и хорошим немцем, император вознаградит тебя».

Но Франкенштейн восстал против своего создателя. Только самодержавие имело моральное и формальное право подчинять себе служилое сословие и обладало силой достаточной, чтобы обуздать энергию «чад Авраамовых», направить ее на общественные и государственные нужды. По мере того, как правящий класс выходил из-под контроля монархии, он все вернее вставал на путь борьбы с ней, заражая своим пагубным влиянием прочие слои населения. Нарождается тип русского революционера, который, по определению знаменитого нечаевского «Катехизиса», как и опричник, «человек обреченный»: «У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единственной мыслью, единственной страстью — революцией…Он живет в мире, чтобы его вернее разрушить».

Опричнина и Смута — первые репетиции нечаевщины, репетиции тотального разрушения. Примечательно, что ненависть тушинцев вызывали не только непосредственные политические противники, но и все окружающее: «Охота за зверями сменилась теперь охотою за людьми, которых следы отыскивали гончие собаки; козаки, если где не могли истребить сельских запасов, то сыпали в воду и грязь, и топтали лошадьми; жгли дома, с неистовством истребляли всякую домашнюю рухлядь; где не успевали жечь домов, там портили их…. чтобы сделать жилища неспособными к обитанию». Тушино Лжедмитрия II превратилось в такую же Анти-Москву, каковой в свое время была Александровская Слобода Грозного. «Воровство», примерявшее разные лики и личины — такая же Анти-Россия, каковой была опричнина. Подручные царя Ивоанна рыскали по стране во главе карательных отрядов, их сыновья вместе с казаками и литовцами сновали по тем же дорогам и тем же селениям, уничтожая все живое вокруг.

По другую линию противостояния, среди тех, кто сплотился вокруг правительства Василия Шуйского и последовательно боролся с воровскими силами, мы обнаружим людей не случайных, сходных происхождением, политическими взглядами, перипетиями служебной карьеры.

Воротынский Иван Михайлович — сын знаменитого военачальника, казненного Иваном Грозным. В 1585 г. князь Иван отправлен Борисом Годуновым в ссылку как сторонник Шуйских, в 1592 г. возвращен в столицу, пожалован в бояре и послан первым воеводой в Казань. Встречал Лжедмитрия, но участвовал в заговоре против него, воевал с Болотниковым. В июле 1610 г. Иван Воротынский и князь Борис Лыков соединялись с отрядами конных татар против поляков. Выступал против ввода польских войск в Москву. В октябре того же года арестован по подозрению в антипольском заговоре. Участник свержения Шуйского, просил его оставить государство и взять себе в удел Нижний Новгород. Воротынский был членом «Семибоярщины», считался кандидатом на престол.

Голицын Андрей Васильевич, потомок основателя литовского государства Гедемина. Его отец В. Ю. Голицын к моменту кончины Иоанна Грозного входил в Земскую думу. Князь Андрей был мало заметен в царствование Бориса Годунова, с 1603 г. находился на воеводстве в Тобольске, что было равнозначно почетной ссылке. При Самозванце Голицын вернулся в Москву и, очевидно, за заслуги старших братьев получил боярство. При Василии Шуйском Голицын выделился как ратный воевода. Один из участников битвы под Москвой с Болотниковым осенью 1606 г., а в декабре 1606 года нанес решительное поражение «ворам» при реке Восме. По отзыву летописца, при Восме бояре «многую храбрость показаху предо всеми ратными людьми». Принимал он участие и в битвах под Москвой с тушинцами. Его личные отношения к царю не ясны: он называется в числе лиц, недовольных Шуйским и будто бы прямивших вору, но Шуйский, видимо, доверял ему, отправляя во главе передового отряда, против поляков весной 1610 г. После присяги москвичей королевичу Владиславу и ввода в город войск гетмана Жолкевского Андрей Голицын убеждал народ не бунтовать против поляков, хотя противился вводу иноземных войск в столицу при обсуждении этого вопроса «Семибоярщиной». Убедившись, что Сигизмунд III, обманув ожидания москвичей, ведет себя как правитель России, стал конфликтовать с представителями короля. Ему приписывают следующую гневную тираду: «Паня поляки! Кривда большая нам от вас делается. Мы приняли королевича в государи, а вы его нам не даете, именем королевским, а не его листы к нам пишут, под титулом королевским пожалованья раздают, как сейчас видите; люди худые с нами, великими людьми равняются. Или вперед с нами так не делайте, или освободите нас от крестного целования, и мы будем промышлять о себе». По оговору некоего попа Харитона (якобы князь сносился с Тушинским вором) был арестован поляками, а в день антипольского восстания 19 марта 1611 г. был ими убит.