мотнул головой Икрам, будто пытаясь избавиться от наваждения. – Насыр, как увидал его, так и прирос к месту, а шайтан стоит и смотрит на него. А тот – на шайтана!

– И долго они так в гляделки играли? – рассмеялся ходжа, не в силах больше сдерживаться.

– Эх ты! Приведись тебе увидеть сейчас Насыра, ты бы так не говорил. Он до сих пор бледен и все еще заикается.

– У страха глаза велики, а что до шайтана, то, видно, сильно согрешил Насыр, раз тот явился к нему и шуровал в его доме. Кстати, а что искал шайтан, ты не спросил у Насыра?

– Нет, не спросил! – огрызнулся Икрам, обиженный подобным недоверием к словам своего старого друга. – Да и какое это имеет значение?

– Огромное, – теперь ходже все-таки удалось подавить улыбку. – Впервые слышу, чтобы шайтан залезал к мусульманину в дом и принимался шуровать в нем, словно вор.

– Вы мне не верите, – грустно вздохнул Икрам. – Но все было на самом деле! Знаете, почему так испугался Насыр? А он, между прочим, не из пугливых!

– Да-да, я понимаю. И что же еще приключилось с твоим другом?

– Не с ним. По дороге к мечети он повстречал еще двух человек, и они также были бледны, как и он. Шайтан, – да оградит нас всевышний от его дурного дыхания! – побывал ночью и у них.

– А вот это уже очень любопытно, – нахмурился Насреддин. – Очень. Но ты продолжай, я слушаю.

– Шайтан, с их слов, был рогат, черен, покрыт шерстью, словно баран, имел страшные зубы, а глаза его горели адским огнем! А когти на руках – длинные, тонкие, загнутые! – выдал на одном дыхании Икрам. – И он грозил им страшными карами.

– За что же?

– За то, ходжа, что эти люди повелись на твои богомерзкие речи и оскорбили святого человека, а в его лице и самого Аллаха! – Икрам испуганно спрятал лицо в широких ладонях.

– Да-а, – протянул ходжа, поправляя тюбетейку на голове. – Такого я еще не слыхивал.

– И еще он сказал, что если они будут продолжать и далее глумиться над муллой и оставлять его без подношений, то он их заберет прямиком в ад, в самое пекло.

– Мулла?

– Шайтан! Ох, ходжа, какой ужас! Прости, но почему ты улыбаешься? Разве в моих словах есть хоть капля юмора?

– О, смешное можно отыскать даже в самом печальном, нужно только захотеть. А что до шайтана, рыскающего ночной порой по домам…

– Почему ты замолчал, о ходжа?

«Человека проще и, главное, выгоднее научить бояться, чем думать. Ведь боязнь слепа и покорна, а размышления позволяют увидеть истину и побороть страх», – подумал ходжа, а вслух сказал:

– Знаешь, тут сразу напрашивается вопрос, даже два.

– Какие могут быть вопросы, ходжа? – застонал Икрам. – Нужно идти к мулле и…

– Это всегда успеется, – прервал Насреддин поток его слов. – А вот ты ответь мне, с чего вдруг шайтану приспичило заступаться за муллу?

– Не понимаю тебя, – похлопал глазами дехканин, выпрямляя спину и опуская руки.

– Чего же тут непонятного? Ты сказал, будто шайтан требовал, чтобы люди опять несли мулле подаяния. Но зачем шайтану заступаться за муллу?

– Я… не знаю, – едва слышно произнес Икрам. – Но ведь…

– Вот именно! Выходит, шайтан с муллой заодно? Или все еще проще – то был вовсе не шайтан.

– А кто? – окончательно опешил Икрам.

– А вот это уже второй вопрос, на который не мешало бы найти ответ.

– Ты хочешь сказать, что?.. – не поверил ходже Икрам.

– Сам посуди: мулла остался без привычных подношений, он обижен, даже оскорблен. Его власть над людьми и их душами рушится. От Аллаха помощи он вряд ли дождется, вот и приходится обращаться к шайтану.

– Ты все шутишь, Насреддин.

– И тебе советую поступать таким же образом, тогда ты наверняка научишься смотреть на мир по-другому. Но мы отвлеклись от сути дела.

– Погоди, ходжа, – остановил его Икрам. – Если говорить о сути, то я слышал, что один мулла уже обвинял тебя, будто ты водишься с шайтаном. А потом попросил тебя рассказать, как он выглядит.

– Было дело, – подтвердил Насреддин.

– И что же ты ему ответил?

– Я посоветовал ему посмотреться в зеркало.

– Ха, ха-ха, – в один голос захохотали Икрам с Саидом, а когда отсмеялись и утерли слезы, Икрам уже не выглядел столь напуганным, как в самом начале.

– Значит, – вернулся Икрам к прерванной теме, – ты полагаешь, то был вовсе не шайтан?

– О шайтане говорят много и охотно, особенно настоятели мечетей, и почему-то им пугают исключительно бедных людей. И здесь напрашивается два вывода: либо шайтан брат всех богатеев и своих не трогает, либо богатые сами относятся к породе злых духов, решивших устроить простым людям ад при жизни. Но при этом они имеют вполне человеческую наружность. Шайтана же, о котором толкует твой друг, никто и никогда в глаза не видывал, и вдруг он объявляется у вас в селении, грозя страшными карами. И все это происходит как раз в тот самый момент, когда у здешнего муллы настали трудные времена. Не странно ли?

– Странно, конечно, – задумался Икрам. – Выходит, кто-то решил напугать людей, чтобы те обратились за заступничеством к мулле?

– Ты начинаешь зрить в корень проблемы.

– Но кто мог сотворить подобное святотатство?! – поразился Икрам.

– Сначала скажи мне, что же все-таки пропало из дома Насыра, когда его ночной гость изволил раствориться в ночи?

– Я не совсем уверен, – наморщил лоб Икрам, вспоминая подробности разговора с другом, – но, кажется, он что-то говорил про мясо и сыр. Да-да, именно так он и сказал: шмат баранины и полкруга козьего сыра!

– Где ж это видано, чтобы злой дух питался сыром и бараниной? Такую привычку имеют только существа, состоящие из плоти и крови – духу, как мы знаем, земная еда ни к чему. Так кто же в таком случае злой дух, грозящий адскими муками и обожающий полакомиться бараниной и сыром?

– Мулла! – в один голос воскликнули Саид с Икрамом.

– Вот видишь, Икрам, как все просто, если хорошенько поразмыслить, – согласно кивнул Насреддин. – Только вот кричать так громко о своей догадке вовсе не стоит.

– Ты прав. – Икрам втянул голову в плечи и огляделся по сторонам. – Даже у заборов имеются уши.

– И еще они имеются у ослов, – хмыкнул Насреддин. – И очень длинные, притом.

– Иа! – подал голос его ишак.

– Прости, мой друг, – обернулся к нему ходжа. – Но у тебя ведь и вправду есть длинные уши. И пусть ты всего лишь животное, но тебе не придет в голову развешивать их, когда тебе рассказывают всякие небылицы. Учись у