даже не будет на ней ходить в море. Он повесит ее на стену своего пляжного домика. Разве не придурок? Ухнуть столько денег на декор. Хотя лодка получилась очень ходкая.

Я его не слушаю, а оглядываю нашу кухню. Выглядит она ужасно. В мойке гора немытой посуды, столешница завалена старыми газетами и рекламными буклетами, дверца духовки заляпана чертовым чили.

Папа допивает остатки кофе.

– Катрин, ты не доложила мне сахара. – Он отодвигается от стола, и я замечаю, что у него на ногах.

– Пап, это еще что такое? – Я начинаю хохотать. – В этом нельзя появляться на людях!

Он смущенно смотрит на меня. Я показываю на его ноги. На одну он натянул спортивный черный гольф, а на вторую – светло-голубой носок из тех, что носят с костюмами.

Папа пожимает плечами и тянется к сахарнице.

– Я не смог подобрать пару. Ну и что? Какая разница? Я же не собираюсь производить на кого-то впечатление.

Бедный папа. Это правда. Выглядит он неважно. После того, как умерла мама, он ни разу ни с кем не встречался. Не то, чтобы я жаждала, чтобы у меня появилась мачеха, но прошло уже пять лет. Я не хочу, чтобы он остался одиноким. Он заслуживает того, чтобы рядом с ним появилась достойная женщина.

Но мы оба знаем, что лучше, чем Джуди, никого не будет.

– Я займусь сегодня стиркой. – Вообще-то хозяйством я не занимаюсь, но стараюсь стирать сама потому, что никто кроме меня белье по цвету не сортирует.

Папа машет рукой.

– Кэт, я же знаю, как ты загружена в школе. Не беспокойся.

Он прав. Я очень занята. Но это меня не извиняет. Мне нужно находить время, чтобы заниматься домом, пока я здесь живу.

Я запихиваю в себя две вафли, допиваю кофе и начинаю убираться. Я отдраиваю кухню, до отказа забиваю сушилку чистой посудой, меняю полотенца в ванной, загружаю в стиральную машину папины вещи. В это время Пэт дрыхнет на диване в своей берлоге. Когда я вхожу к нему с пылесосом, он даже не переворачивается на другой бок.

Ничтожество.

Я прихожу в такую ярость, что кидаю пылесос на диван и начинаю расталкивать своего братца.

– Ой, прости, пожалуйста, – говорю я гадким голосом, когда он открывает глаза.

– В чем дело?

– Пора тебе уже заняться домом.

– Да ладно, Кэт. Иди прими валерьяночки. Разве ты не должна быть в школе?

Он тянет на себя плед, но я срываю его и отбрасываю в сторону. Это ничтожество спит в трусах.

– Сегодня нет занятий! Оглянись вокруг, Пэт! Дом похож на бомжатник. Что бы мама на это сказала?

– Ничего. Она бы взяла и убралась.

– Да уж. Знаешь что? Я не мама. Я скоро уеду в колледж и не хочу волноваться по поводу того, что вы с отцом живете, как на свалке!

Пэт закидывает руки за голову и ворчит.

– Хорошо. Что мне сделать?

Я показываю на кофейный столик. Он завален журналами про мотогонки и запчастями от карбюратора на засаленных обрывках старых газет.

– Убери это дерьмо.

Пэт принюхивается.

– У нас что, на завтрак вафли?

Он вскакивает с кровати и выходит из своей берлоги.

Чтобы не лопнуть от злости, я вхожу в свою комнату и беру телефон. Уже прошло почти 2 часа, а Лилия мне еще не ответила. Я отправила ей еще одно сообщение и переоделась. Не получив снова ответа, я начала ей звонить.

На четвертой попытке она поднимает трубку.

– Привет. А сколько сейчас времени?

– Почти полдень. Чего это ты до сих пор спишь?

Она стонет.

– У меня похмелье.

Сама не знаю почему, но это выводит меня из себя.

– Значит так. Сейчас я еду к Мэри. Ты со мной?

– Разумеется, – она начинает кашлять. Или ее тошнит. Не могу определить. И поэтому чувствую себя виноватой.

– У меня есть время, чтобы принять душ?

– Конечно. Я подъеду минут через 20.

Чтобы убить время, я заезжаю в «Милки Монинг» и покупаю три кекса. По одному на каждую. И беру еще один сандвич с беконом яйцом и сыром для Лилии, говорят, жирная еда помогает при похмелье.

По дороге я звоню Мэри, чтобы предупредить о нашем приезде, но никто не берет трубку. Черт. У меня в животе все сжимается от тревоги. Вдруг из-за ссоры с Ривом у нее опять началась депрессия? Вдруг… Мне даже не хотелось думать об этом.

Лилия ждет меня на крыльце. На ней свободные джинсы и худи, глаза закрыты темными очками. Волосы еще влажные после душа. Она медленно, как зомби, подходит к моей машине. Я протягиваю ей сандвич с яйцом.

– Держи.

– О, как здорово! – Благодарит она. – Кэт, ты – лучшая!

– Та еще ночка? – спрашиваю я, скашивая на нее глаза.

– На кладбище пришла куча народу. Я слегка перепила… и наорала на Рива, какой он урод. А потом он ушел.

Я показала Лилии большой палец.

– Потом я продолжила ругаться с Ренни. Теперь мы с ней враги официально. – Лилия улыбается, но я вижу, что ей нелегко. – Это конец эпохи, Кэтрин.

В душе я рада, что справедливость восторжествовала. Ренни – чистое зло. Лил будет гораздо лучше без нее.

– Я так рада, что мы нашли друг друга. Не знаю, что бы я делала без вас с Мэри, – произносит Лилия дрожащим голоском.

– Ну, уж об этом ты вообще можешь не беспокоиться, – грубовато отвечаю я. И на этот раз на лице Лилия появляется настоящая улыбка.

– Тебе удалось ее разыскать вчера?

– Нет.

– Черт! – Мы уже подъезжаем к Мидлбери, и Лилия откусывает кусок от сандвича. Облизав пальцы, она добавляет, – Слушай, а с ней все в порядке?

– Все будет хорошо.

– Нет… Я имею в виду… С ней все в порядке в ментальном плане?

Я молчу потому, что сама не знаю.

– Я подумала, может, мы попытаемся уговорить ее поделиться с кем-нибудь?

– С кем, например? С нашим методистом? – Я тут же вспоминаю о миссис Чиразо и трясу головой. Нет, ни за что! – Давай попробуем понаблюдать за ней. Если все плохо, попробуем заставить ее поговорить с кем-то. Просто сейчас, мне кажется, до этого еще не дошло. – По крайней мере, я на это очень надеюсь.

Лилия неуверенно кивает головой.

– Ладно. Договорились.

Мы подъезжаем к дому Мэри. Слава богу, я не вижу машины ее тети на подъездной дорожке к дому. Мы поднимаемся на крыльцо и несколько раз звоним в дверь. Никакого ответа. У меня плохое предчувствие.

– Может, она вышла куда-нибудь позавтракать?

– Мэри! Мэри! – Кричит Лилия.

– Я за домом!

Мы