Доктор пришел, расспросил ее, сказал, что должен исключить аппендицит, и, осмотрев в течение пяти минут, резюмировал: «Вы в прекрасной форме, миссис Спайсер. У вас была просто кишечная колика. Приходите ко мне завтра, если хотите, и мы сделаем анализы, но я уверен, что поводов для беспокойства нет».

Боль испарилась так же быстро, как началась, и вскоре мама поднялась и вела себя, как ни в чем не бывало. Я готова была уже успокоиться, но она испугала меня, признавшись, что у нее это не в первый раз.

— Почему же ты не говорила мне? — воскликнула я в ужасе. — Ты обращалась к врачу?

— Нет, и не собираюсь, — ответила она. — Ненавижу ходить по врачам. Все будет в порядке.

Хотя на следующее утро она выглядела здоровой, я собиралась позвонить Чарли и сообщить, что мы не сможем прийти, но мама и слышать об этом не желала. Она отлично себя чувствует, настаивала она.

Воскресный день был солнечный, но прохладный. Приехав к четырем часам, мы обнаружили Чарли, облаченного в купальный костюм и в прекрасном настроении. По его совету мы тоже взяли купальники, и он посоветовал нам, пока погода не испортилась, переодеться и окунуться. Мама отказалась под предлогом, что не расположена к купанию, а я отважилась.

Большинство гостей уже пришли, и болтали о необычной для середины лета погоде. Я знала Элфа Ривза, который привел с собой жену Эми. Нас представили высокому и очень костлявому мужчине, д-ру Сесилю Рейнольдсу, и его жене Норе. Другие гости вели себя как важные господа, это были люди разных профессий, все очень вежливые и довольно спокойные и сдержанные. Почти половина из них была в купальниках, но Чарли был единственным, кто побывал в воде.

Пока я плыла в одиночестве, я видела их с мамой, сидящих в креслах и погруженных в серьезную беседу. Мне было ужасно любопытно, конечно, и при первой же возможности я спросила маму, о чем они говорили.

— Главным образом, о тебе, — ответила она. — Мистера Чаплина очень волнует твоя работа в картине. Он говорит, ты на верном пути и очаровательно неиспорченна. Он восторгался тем, как ты держишься, и твоими изысканными манерами.

Она улыбнулась.

— Он настоящий льстец. Он сказал, это моя заслуга, что ты такая милая девочка. И он назвал меня Лиллиан.

— Ну, теперь ты видишь? Похож он на хищника?

— Я никогда не утверждала ничего подобного, и ты прекрасно это знаешь! — фыркнула она. — Я уверена, что он настоящий джентльмен.

Мы все стояли у бассейна, пока не ушло солнце, после этого Чарли повел нас с мамой по всему имению. Мама была очарована. Что до меня, знающей дом от «а» до «я», то мои охи и вздохи звучали не менее искренне, чем мамины. И никто из слуг не показал своим видом, что знает меня.

Ужин а-ля фуршет был неторопливым и обильным; я была поражена видом икры и гвинейской курицы, сервированной на бумажных тарелках, и импортным вином, которое наливали в бумажные стаканчики. Чарли был расстроен и несколько удивлен разговором, который попытался завести с д-ром Рейнольдсом: он задавал ему вопросы по медицине, а того интересовало исключительно кино. В какой-то момент Чарли повернулся к маме, находившейся слева от него, и спросил с усмешкой:

— Что мне делать, Лиллиан? Этот ходячий скелет ухитряется быть одним из самых заслуженных хирургов по головному мозгу нашего времени, и для меня честь, что он здесь. Я хочу расспросить его о куче разных вещей, а он не дает мне ни малейшей возможности. Вы знаете, почему? Потому что этот великий человек хочет бросить свою важную работу и стать актером кино! Вы можете себе это представить?

Слово «актер» в устах Чарли прозвучало как ругательное.

Д-р Рейнольдс протестовал:

— Когда это я говорил, что хочу бросить то, чем занимаюсь? Я сказал всего лишь, что хотел бы сыграть что-нибудь. Не делайте из меня маньяка. Вам нет равных в кино, Чарли, но ваша фальсификация вам явно не удалась. Хирургия — не самый увлекательный предмет для беседы, разве что не более десяти минут. А вот мир развлечений не наскучивает никогда. Я просто не хочу, чтобы мне промывал мозги такой кокни, как вы.

Явно наслаждаясь игрой, Чарли парировал:

— Прекрасно, а я не хочу, чтобы мне промывал мозги такой недоделанный эскулап, как вы. Будем считать тему закрытой. У меня есть более интересные занятия, чем тратить время на недокормленных знахарей.

Он снова повернулся к маме.

— Ну что поделаешь с этим докторишкой, Лиллиан? — спросил он с притворной серьезностью. — За что ему только деньги платят? Я не приглашал его, его очаровательную жену — да, но не его. Он испортил весь вечер.

Мама была так потрясена повышенным вниманием к ней, что была способна произносить разве что междометия.

Вечер прошел гладко, пока гости не начали расходиться. Внезапно мама снова почувствовала себя плохо, на этот раз настолько, что Чарли помог одному из слуг и мне поднять ее наверх и уложить на первую же ближайшую кровать — она оказалась в той самой дамской гостевой комнате, где я так часто бывала. Мы уложили ее, а Чарли, пощупав ее пульс и желудок и послушав ее стоны, велел слугам разыскать и немедленно доставить наверх доктора Рейнольдса.

— Мне уже лучше… — выдавила из себя мама, но ей явно не было лучше, и на ее землистом лице была написана такая мука, что мне стало страшно.

Д-р Рейнольдс явился в комнату и выпроводил нас в холл, закрыв за нами дверь.

— Нам повезло, что он оказался здесь, — сказал мне Чарли.

Нервы мои были на пределе. Он обнял меня и не отпускал минут двадцать, пока не появился д-р Рейнольдс.

— Я дал ей успокоительное средство, — сказал доктор. — Ее нельзя тревожить, Чарли. Ей надо остаться на ночь здесь.

— Конечно, — согласился Чарли. — Что с ней? Что я могу сделать для нее?

— Ничего не надо, с ней все будет в порядке. Препарат подействует немедленно, и она проспит до утра. — Он покачал головой. — Очень упрямая женщина. Оказывается, у нее уже были такие приступы, но она не хочет идти к доктору. Она боится того, что ей скажет врач. Это абсолютно неразумно.

— Пожалуйста, — взмолилась я. — Что с моей мамой?

— Нельзя с уверенностью судить без рентгена, — ответил он. — Это может быть язва, а может — аппендицит, или, возможно, как мне подсказывает интуиция, проблема в фаллопиевых трубах. В любом случае, нелепо отказываться от обследования.

Он нацарапал что-то в блокноте.

— Это фамилия врача, которого я очень рекомендую. — Он вырвал листок и протянул мне. — Заставьте вашу маму пойти к нему, чего бы это ни стоило, юная леди. Настоятельно советую не откладывать.

Потрясенным шепотом я спросила:

— Она может умереть?

Его лишенное эмоций лицо озарила добродушная улыбка:

— В ближайшие несколько десятилетий — нет.

Я сказала, что хочу пройти к ней в комнату.