виделись вчера, а до этого просто переписывались на отвлеченные темы. Хочешь, я покажу тебе переписку?

— Покажи эту переписку себе. Я поверить не могу! Ты мне еще что-то говорила насчет Аннабелль? — удивился Уильям, разведя руками. — Так ты чертова ведьма!

— Уилл, я правда…

Ингрид попыталась его успокоить, но Уильям не хотел ее слушать. Он встал и начал ходить по комнате, размахивая руками.

— Я не могу поверить…Ты спишь с бывшим, Ингрид!

— Я думала, это ничего не значит, и что мы с тобой можем все обсудить. Я же не люблю его, я люблю тебя.

— Любишь меня? — прорычал он, остановившись перед ней. — Как можно так! Пришла бы и сказала. Или тебя разговор об отце так прорвал?

— Не говори так про папу!

Лицо Ингрид покраснело от слёз.

— Я не знаю, Ингрид. Я очень разочарован и расстроен.

Уильям остановился и посмотрел на нее, как ему показалось, с отвращением. Он выбежал из дома, захлопнув двери, направился к выходу. Он не мог оставаться с Ингрид ни минуты дольше. Она бежала за ним.

— Уилл, пожалуйста, не уходи, — сказала она, пытаясь удержать его за руку.

— Оставь меня в покое, Ингрид, — ответил он, вырываясь — Я не могу смотреть на тебя, меня тошнит.

Уильям оттолкнул девушку от себя и побежал прочь.

12. Мальчик не сдается

8 лет назад

Уильям медленно открыл глаза и уставился в белый потолок незнакомой комнаты. Его голова болела страшно, а все вокруг казалось каким-то размытым и далеким. Он попытался приподняться, чтобы посмотреть на свои руки, но ощутил острую боль в левом боку и упал обратно на подушку. Он попытался вспомнить, что произошло, но в его голове была только пустота. Кейтлин сидела на стуле около кровати, прижав носовой платок ко лбу.

— М… мама, — еле слышно прошептал Воттерс пересохшими губами, — мам.

Услышав голос сына, мать встрепенулась.

— О, господи, пришел в себя, — радостно воскликнула она, всплескивая руками.

Голова неистово болела, зрение снизилось на миллион процентов, словно парень смотрел сквозь старое бутылочное стекло.

— Что такое… — прошептал Воттерс, повернувшись к матери, — живот болит.

— Сейчас я пойду за врачом, — сказала Кейтлин.

Оставшись один, Уильям осмотрел свое тело — на ноге оказался надет гипс, а грудная клетка тяжело поднималась из-за тугого бандажа. Память парня выдавала ему совершенно случайные обрывки — резкий яркий свет, чьи-то крики, запах сырой земли, ссора с Ингрид. Помнил все, но ничего конкретного. Воттерс пытался вспомнить, что произошло. Голова казалась полной ваты, и воспоминания не хотели возвращаться. Он вспомнил только, что бежал от дома Ингрид, что его трясло и лихорадило. Когда вдруг ощутил острую боль в животе и удар в спину, все стало черным.

Парень смог дотянуться до телефона, который лежал на столике рядом с кроватью. Он включил его, и на экране появился свет, который ослепил на несколько секунд. Наконец, смог разглядеть часы и увидел, что прошло больше двенадцати часов с момента их встречи с Герц.

— Как ты нас всех напугал, — причитала Кэйтлин, вернувшись, — я чуть с ума не сошла.

Уильям вздохнул, пытаясь собраться с мыслями, но тут же услышал шум за дверью. Он посмотрел на мать, и в это время в палату вошел врач. Высокий и худощавый, напоминавший комичного персонажа мультика.

— Уильям, меня зовут доктор Бэн. Как ты себя чувствуешь? — спросил он, подходя к кровати.

— Голова болит, — ответил Уильям, стараясь сосредоточиться на словах, — и грудь, как будто упало сверху что-то тяжелое.

— Хорошо, схожу за обезболивающим, — записал мужчина в блокнот, — тебя сбила машина, Уильям. Удар был сильный, переломал тебе ребра, ногу и хорошенько сотряс мозг. Чтобы ребра правильно срослись, пришлось сделать операцию. А теперь придется задержаться здесь еще на недельку.

Воттерс кивнул, пытаясь улыбнуться, хотя внутри хотелось распасться на атомы.

— Я не помню, что произошло, совсем не помню.

— Это неудивительно! Ты пережил сильный стресс. Сейчас тебе надо восстановиться, после будете разбираться, что произошло. Мозг часто «выключает» подобные воспоминания.

Кэйтлин с облегчением выдохнула, глядя на сына.

— Я могу остаться с ним, Бэн? — спросила она.

— Двадцать минут. Миссис Воттерс, не забывайте, что Уильяму нужен покой и отдых, — ответил врач.

Уильям проклял доктора Бэна, который разрешил ей остаться даже на двадцать минут. Голова раскалывалась, говорить не было никаких сил, а мамино выражение лица не сулило ничего хорошего.

— Ты, правда, ничего не помнишь? — сказала она.

Уильям покачал головой.

— Не мучай вопросами, мне плохо без того, — признался парень.

— Я не буду сейчас говорить с тобой на эти темы, Уильям, но когда ты выспишься, нас с тобой ждут долгие беседы. Видимо, я зря полагалась на тебя, сынок.

— Зря… полагалась? — едва произнес Уилл.

— Связался с какой-то малолетней шлендрой, соврал нам. Ты ведь вчера у нее был, и вот это все произошло, потому что ты занимался совсем не тем, чем нужно.

— Что? Мам, меня сбила машина. Это могло произойти когда угодно. И при чем здесь Ингрид?

— С нами связались из полиции, водитель ни в чем не виноват. Слава богу, у нас есть деньги, благодаря Ронану, разобрались с ситуацией.

— Ты сейчас правда думаешь об этом?

— А о чем мне думать? О том, что ты связался с плохой компанией? Или о том, что ты врал?

— Мама, я тебе не врал, я боялся сказать, — тихо произнёс Уильям.

— Поговорим потом, но я так разочарована этой ситуацией.

— Что опять?

— Уильям, от тебя слишком много проблем. То у тебя тревожность, то депрессия, то булимия. Почему ты не можешь просто жить? — возмутилась Кейтлин.

Уильям рассмеялся. Почти нервно.

— Место и время ты выбрала подходящие, давай поговорим.

— Нет, поговорим, когда выздоровеешь. Я заберу твои документы из Клоустенда. Это не дело.

— Мама, оставь меня в покое…Я буквально лежу в больнице. Поговорим потом…

— Ох, господи, Уилл…Наказание!

Попрощавшись, Кейтлин ушла. Уильяму стало еще хуже. Он почти не мог шевелиться, а в груди давило — теперь уже не только из-за последствий аварии. Лежал один, в палате, смотрел на выбеленный потолок и плакал. Он ждал Ингрид, ждал хотя бы одного звоночка. Она, наверняка, знала, что с ним приключилось. Такой маленький и запутавшийся во всем Уильям, еще верил в любовь.

Первые звоночки того, что все идет ко дну — появились еще летом. Уильям почему-то ощущал себя потерянным. Ни в семье, ни среди друзей, ни в кружке юных журналистов — ему не было должного места. Казалось, куда бы он не пришел, он не мог освоиться, не ощущал себя в своей тарелке.