Государственная пропаганда и здесь не стала изобретать велосипед и взяла за основу старые семейные ценности и уважение к старшим, роднящие корейскую культуру с конфуцианством. К отцу подобает относиться со страхом и уважением. Однако чаще всего родителей у ребенка двое. Кореевед Б. Р. Майерс в глубокой и интересной работе «Чистейшая раса» (The Cleanest Race) делится несколькими важными наблюдениями. Одно из них заключается в том, что с течением времени официальная пропаганда как в текстах, так и в изображениях начала подчеркивать и материнские черты в личности Вождя: Ким Ир Сена практически никогда не показывают в ситуации реального боя, несмотря на то что существует множество картин, плакатов, статуй и мозаик, посвященных его героической борьбе против японцев. Зато мы наблюдаем изображения, на которых он с заботливой улыбкой прижимает к своей все более пышной груди всех — от ликующих детей до раненых солдат и древних стариков [74].

«Пустите детей ко Мне». Образ Ким Ир Сена развивался от мужественного воина к ответственному руководителю, а затем к заботливому отцу и деду.

Будни любого главы государства состоят из нанесения визитов и раздачи более или менее искренних благословений краеугольным камням общественной жизни, будь то мини-пивоварни или нефтяные платформы. В Северной Корее этот ритуал известен как «руководство на местах» — визитная карточка уже трех поколений династии Ким [75].

Продукция всех северокорейских предприятий — начиная от огурцов и стеклянной тары и заканчивая ядерными ракетами — должна быть осмотрена, ощупана и одобрена. Попутно Вождь обнимет и утешит распереживавшегося руководителя проекта. Все это напоминает одновременно поведение деловитой и добродушной бабушки и сурового генерала. Майерс утверждает, что члены династии Ким сознательно соединяют в себе отцовские и материнские черты, чтобы поддерживать и стимулировать культурно обусловленную и глубоко укорененную семейную преданность, направив ее на государство и его атрибутику.

Новоиспеченная мать, гордая, но уставшая, в Пхеньянском родильном доме, который один из немногих дотягивается до международных стандартов. Обычай пеленать младенцев был позаимствован, по всей видимости, у СССР.

В таком распределении ролей между государством и населением последнему предписывается детское, ребячливое поведение, подкрепленное активно насаждаемыми мифами о наивности и невинности корейского народа, который нуждается в защите государства от пагубного влияния, фальшивой дружбы и жестокости окружающего мира. Подобным образом все мировые религии, культы и секты во все времена подменяли собой семью в жизни своих последователей [76].

Дорогой Мистер Вин!

Одни боги знают, сколько раз я пытался объяснить вам и вашим коллегам из министерства, что детские выступления, которыми вы так (по праву!) гордитесь и которые настойчиво, вновь и вновь показываете иностранцам, производят в лучшем случае (кхм-кхм!) неоднозначное впечатление. Без сомнения, мы глубоко и искренне восхищаемся потрясающими успехами северокорейских детей в музыке, танцах, пении, рисовании, каллиграфии и спорте — в общем, во всем, что предлагается вниманию публики.

Уже в детском саду почти все северокорейские дети овладевают теми навыками, которые доступны лишь самым одаренным из юных артистов на Западе. То же можно сказать об их привычке к сцене. Если прийти во Дворец школьников района Мангёндэ, описанный в истории Мортена Первого, и вслепую бросить ластик через плечо, он почти наверняка попадет в какого-нибудь вундеркинда, по сравнению с которым юные норвежские поп-звезды Маркус и Мартинус покажутся слепыми котятами [77].

С детства выступления на публике — неотъемлемая часть жизни многих северокорейцев. Государство выделяет немалые ресурсы на подготовку талантливых музыкантов, танцоров, художников. Можно даже немного поиграть в современность, если только не называть вещи своими именами (джаз, поп или рок).

Массовые гимнастические представления в честь юбилеев заслуженно пользуются всемирной известностью, ведь никто и нигде не сумел бы повторить их с таким размахом и точностью. Не в обиду тысячам одаренных юных гимнастов, танцоров и акробатов, выступающих на гигантском стадионе имени Первого мая, но больше всего воображение европейских родителей поражает отнюдь не то, чем их стремятся поразить. Когда десять тысяч четырнадцатилетних подростков держат в руках картонные таблички, служащие пикселями в живой картине, изображение сменяется с такой точностью, будто Бог нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Ни единой ошибки. Ни единой заминки. IL SIM DAN GYOL. И именно этот непостижимый перфекционизм может легко произвести обратный эффект: он может показаться пугающим и бездушным посторонней публике — словно выступление дрессированных обезьян или запрограммированных роботов. Не говоря уже о железной самодисциплине и тех бесконечных тренировках, которые лежат в основе этой точности. Кстати, а как насчет угроз и принуждения? Очень уж сложно поверить в детей, которые не совершают ошибок.

Один из многочисленных читальных залов Народного дворца учебы — гибрида национальной библиотеки, учебного центра и курсов повышения квалификации. По униформам девушек видно, что они учатся в элитной Революционной школе Мангёндэ, в программу которой входит и военная подготовка.

В целом наш подход к воспитанию детей, как и ко многим другим вещам, заключается в отсутствии четких инструкций и деления мира на черное и белое, как это происходит в вашей стране. Именно поэтому нас так поражают, но редко берут за душу представления ваших детей, хотя я понимаю, что это может показаться обидным: они же такие молодцы, разве нет? Ведь вы, как и всякие родители, очень гордитесь своими чадами. И, конечно, это особенно отчетливо проявляется, когда речь заходит о ваших собственных, биологических детях.