В этот момент господин Маомао знал лишь, что она мисс Сюй. А наверху он тайком тренировался звать ее по имени. «Зовите меня Ивэнь».

Ивэнь часто приносила с собой три лимонных пирожных: одно маме господина Мао, второе ему и третье себе. Она упрямо твердила господину Маомао: «Нельзя меня винить, такой вкусный кофе не пьют без пирожных. Но в сезон клубники я не покупаю клубничные пирожные. Знаете почему, господин Мао?» Не знаю. Ее смех напоминал сочную мякоть клубники. Клубника – сезонная ягода, я бы боялась лишиться ее, а лимонные пирожные продаются всегда. Мне нравятся незыблемые вещи. Ивэнь продолжила: «Во время учебы в университете я подружилась с соседкой по парте, а сама в глубине души боялась. Если бы она сидела не так близко, мы стали бы подругами? И стыдилась своих мыслей».

Стало быть, мисс Сюй не просто проходила мимо? Ивэнь снова рассмеялась: «Да, не просто». Когда ты разрезаешь пирожное, плетеное колечко поблескивает. Маомао молчал. Если бы ты знала, что, когда ты впервые нажала на дверной звонок и вошла, тот звон всей тяжестью надавил на меня. Ты еще раз нажмешь на кнопку звонка? А Ивэнь продолжала говорить: «Мне нравятся вещи и люди, существовавшие в этом мире задолго до меня. Мне нравятся открытки больше, чем электронные письма. Свидания вслепую больше, чем пикап». Маомао подхватил: «Мэн-цзы больше, чем Чжуан-цзы[57], а еще “Хэллоу Китти”». Вот, мне удалось тебя рассмешить. Когда ты смеешься, я словно бы вижу восход, после того как всю ночь рисовал эскизы новых украшений, и в тот момент мне кажется, что солнце принадлежит только мне. Я старше тебя, я существовал до тебя, я могу тебе понравиться? Маомао, опустив голову, зачерпывал кофейные зерна и исподлобья увидел, как длинные волосы Ивэнь легли на стеклянный прилавок. С первого взгляда понятно, что на сердце у тебя какая-то печаль. Так и хочется поднять твои волосы, а потом перекинуть их по эту сторону витрины. Хочется разложить твои длинные волосы на кровати и притвориться, что ты заходила ко мне в комнату. Навещала меня.

Ивэнь рядом с украшениями и Маомао расслаблялась. К украшениям она привыкла с детства. А он словно бы очень привык к ней. Ивэнь редко доводилось встречать мужчин, которые смотрели бы ей в лицо, а не напрягались бы и не начинали сорить деньгами. Она была очень благодарна, ей казалось, что с самого первого прихода Маомао уподобился той чашке, из которой она тогда пила кофе. Пусть из нее пили другие, пока Ивэнь не было, но потом ее все равно отмоют дочиста. Она понятия не имела, что Маомао не позволял никому дотронуться до той чашки. Много кто знал столько же, сколько знала Ивэнь, но лишь единицы могли высказываться без высокомерия. Десять лет, которые у писателя ушли на написание романа, Маомао выгравировал на английской булавке, а богатенькие дамочки, которые приходили в магазин, этого не понимали, но он не чувствовал себя опустошенным или одиноким, лишь с улыбкой помогал покупательницам, держа перед ними зеркало.

Иногда Маомао прятался наверху и рисовал эскизы, но в середине процесса рука сама перемещалась в угол листа и изображала женское витое колечко шестнадцатого размера, а потом сама собой дорисовывала безымянный палец. Он вспоминал ее голос, когда Ивэнь звала его «господином Мао», надо вырезать оттуда слово «господин», оставить только «Мао» и проиграть дважды: Маомао. Я впервые понимаю, что это прозвище такое великолепное. Рядом с безымянным пальцем автоматически прорисовываются средний и мизинец, овальные ногти напоминают орбиту вращения Земли. Из какой галактики ты упала сюда? Ты простишь меня за то, что по дороге из магазина домой, когда я вижу, что над городом еще светит единственная звезда, которую пощадил город, я тут же думаю о незаконченном эскизе? Незаконченный эскиз требует корпеть за работой всю ночь, а потом увидеть восход и ехать в магазин. Глядя на электронный календарь в магазине, я мысленно отрываю в своей душе календарный листок и думаю о том, что наступил новый день, а значит, новая возможность увидеть тебя. Карандаш сам собой дорисовывает указательный и большой пальцы, суставы пальцев и тоненькие волоски на тыльной стороне руки, но дальше не двигается. На самом деле мне вполне хватит того, чтобы каждую неделю видеть, что у тебя все хорошо.

В тот день Ивэнь снова принесла три пирожных. Мать господина Мао при виде Ивэнь велела подождать: «Я сейчас позову его». На слоеном тесте высилась шапочка из заварного ванильного крема. Доставая пирожные, Ивэнь призналась Маомао: «Я могу есть ванильные пирожные круглый год. Вот почему европейцы колонизировали Северную Америку. Обожаю ванильные сладости, так что, если подумать, я испорченная». Улыбка господина Маомао была такой поверхностной, что ее можно было вычерпать ложкой и выпить. Непонятно, почему, сколько бы масляного крема ни было на пирожных, принесенных Ивэнь, ни капельки не попадало на его аккуратные усики и бородку. С разговоров о колонизации они как-то естественно перешли на Конрада[58].

Маомао убрал со стола. Ивэнь сказала: «Я сама женщина, но не вижу, чтобы Конрад где-то унижал женщин». Внезапно позвонила и вошла госпожа Чжан. Ее рыжая кудрявая шевелюра была видна издалека. Ее голос будоражил сильнее, чем поток холодного воздуха. «Ой, госпожа Цянь, и вы тут. А что же меня не позвали? Могли бы устроить вечеринку с соседками прямо тут. Маомао, ты позволишь?»

Госпожа Цянь. Все сердце Маомао превратилось в лимон, горькое и кислое, с него очистили шкурку и выжали сок. Я-то подумал, что наше с тобой знакомство как в популярных любовных романах, когда с человеком легко с первой встречи, как будто я тебя уже видел в прошлой жизни. Оказывается, я и правда тебя видел. Оказывается, та невеста, на которую гостям не удавалось взглянуть прямо, это ты. Оказывается, те розовые бриллианты, за которыми я летал в Гонконг, очутились на твоей шее. На лице Ивэнь застыла улыбка. Улыбка господина Маомао села на мель в районе усов. Голос госпожи Чжан был таким оглушительным, как из динамиков машин, разъезжавших по городу во время предвыборной кампании. Очень громко, но ни слова не воспринимаешь. После того как госпожа Чжан ушла, Ивэнь виновато улыбнулась: «Простите, мне все еще неловко говорить, что я госпожа Цянь». Маомао медленно и тихо произнес: «Все в порядке». Ты так мне улыбаешься. Как я могу тебя не простить. Я ведь человек, у которого все в порядке.

Наступило лето. Господин Маомао был единственным, кто заметил, что Ивэнь по-прежнему носит одежду с длинными рукавами. Единственным, кроме Сыци и Итин. Маомао укорял себя за то, что хотел увидеть руки Ивэнь. Она не просто продолжала носить длинные рукава, вдобавок ее словно бы все время бил озноб. Когда он спросил, не хочет ли она кофе, Ивэнь будто испугалась, даже голос дрогнул: «А-а-а?» Он понял: она наклонила голову не для того, чтобы рассмотреть украшения, а потому что боялась, что он увидит заплаканные глаза. Он понял: она подняла голову не для того, чтобы взглянуть на него, а чтобы не потекли слезы. Что с тобой такое? Как бы я хотел не только создавать для тебя украшения. Я был бы счастлив быть зубцами на твоей расческе. Быть носиком дозатора на твоем жидком мыле для рук. Что с тобой такое? Что с тобой такое? Что с тобой такое?