Мы катим его к лестнице с кислородной маской на лице и с катетером в руке, а затем несем его вниз и благодарим судьбу, что он такой худой. Когда мы подъезжаем к двери дома и переносим его через порог, он вдруг хватается за дверную раму и втаскивает себя обратно.

— Подождите!

Он наполовину в доме, а наполовину на улице, один фельдшер за ним в коридоре, а другой на улице, у его ног. Он тревожно озирается.

— В чем дело, Гэвин?

— Где мои кроссовки?

Он стягивает кислородную маску, пытается встать.

— Кроссовки?

— Мне нужны мои кроссовки.

— Они у тебя на ногах, Гэвин.

— Мне нужны мои кроссовки.

— Ты в них обут.

— Не эти. Куда они пропали? Мама! Можешь принести мне кроссовки?

— Подожди. Расслабься. Что происходит, Гэвин? Чем тебе эти не угодили?

Он пытается расстегнуть пряжку на ремне. Двое фельдшеров снова переглядываются.

— Хорошо, Гэвин. Не волнуйся. Оставь ремень, как есть. Мы не хотим, чтобы ты упал. Знаешь, мне и эти нравятся. В больнице их все равно снимут.

Но он тянет за шнурки.

— Я не поеду.

— Прошу прощения?

— Я хочу мои кроссовки.

— Ладно. Хорошо. Сейчас принесем кроссовки. Они тут, на первом этаже? Или наверху, в твоей комнате?

— Я не знаю! Мама!

— Что случилось?

— Мне нужны мои кроссовки. Кажется, они у меня в комнате.

На лестнице слышно эхо маминых шагов.

— Гэвнн, послушай. Почему бы нам не довезти тебя до машины, а мама через пару секунд их принесет туда?

Но Гэвин снова тянет руки к дверной раме и, тяжело дыша, тихо бормочет:

— Я не поеду… без моих кроссовок.

Чем дольше он тянет, тем нам тревожнее — и тем быстрее мы хотим отправиться в путь. Может быть, это психологический барьер — может быть, Гэвин редко выходит из дома, и эта перспектива повергает его в панику. Но мы оба подозреваем, что есть физиологическая причина: серьезное кровоизлияние и сумбур в голове от нехватки кислорода в мозге. Если его тошнило чистой, свежей кровью, то у него с большой вероятностью расширены вены пищевода и недиагностированное кровотечение из-за пьянства. Ускоренное дыхание, бледность, тревожность и слабость: все это наводит на мысль, что он уже потерял значительное количество крови.

Финал нашей игры — это вывезти Гэвина из дома и отправиться с ним в отделение неотложной помощи. Мы могли бы вытащить кресло вместе с ним, несмотря на брыкание и вопли. Мы могли бы поставить ему капельницу прямо на пороге. Но если наши выводы правильные, то ему нужно амбулаторное лечение, и быстро.

Однако тут необходим баланс. Это — реальный пациент в реальном мире, далеко от больничного бокса, и если для того, чтобы безопасно вывезти Гэвина на улицу, нужно подождать, пока он сменит обувь, то именно так мы и поступим.

* * *

Я завершил последний этап учебы и начал работу в форме с шевроном «Фельдшер» на каждом плече. Это оказалось обоюдоострое оружие: символ одновременно и признания, и обязательства. С одной стороны, я чувствовал, что заслужил свои знаки различия и умение держаться на ногах во время шторма. С другой стороны, я теперь понимал, что ответственность за все несу сам.

Термин «фельдшер» и альтернативные названия часто понимаются неправильно. В работе скорой помощи участвуют как фельдшеры, так и не фельдшеры: техники, ассистенты, практикующие врачи. Целый список названий, в сущности, для одной и той же деятельности.

Основная мысль в том, что, по сути, все они выполняют одну и ту же работу. Если к вашей двери подъезжает скорая, то в бригаде могут быть два медика, но с той же вероятностью к вам приедут два специалиста — нефельдшера.

Ошибочно полагать, что нефельдшер знает меньше. Техники часто проработали на скорой много лет, и именно такого человека хочется видеть рядом во время кризиса. В начале работы медиком я часто искал совета и поддержки у более опытных коллег, не имеющих квалификации медика. До сих пор так делаю.

Главное отличие в том, что у фельдшеров есть некоторые дополнительные навыки, и в их арсенале присутствуют некоторые лекарства покруче: больше обезболивающих, средства от припадков, от аллергии и так далее. Поэтому в кризисной ситуации техники с большей вероятностью сразу поедут в больницу, а фельдшер может не торопиться и провести какие-то процедуры на месте.

В случае Гэвина мой статус медика означал, что я могу вколоть ему в вену иглу и поставить капельницу. Это полезно, но совершенно не решает исход дела. Я также мог бы дать ему противорвотное, но я решил этого не делать, потому что при нас его не тошнило, и, по моим ощущениям, у нас были более важные дела. Я ничего не мог сделать с его внутренним кровотечением, поэтому главное лекарство для него — это дизель. В этом случае от медиков вне зависимости от их квалификации требовался все тот же главный навык: распознать пациента, который действительно серьезно болен, и способствовать быстрой транспортировке к полноценному лечению.

* * *

Положив Гэвина на койку, мы с напарницей скользим друг вокруг друга, наклоняемся к пациенту и снова отдаляемся, подсоединяем кислород, закрепляем оборудование, подключаем капельницы, поднимаем его ноги. Это непринужденный па-де-де на очень ограниченном пространстве. Он проходит эффективно и гладко, если напарники знают друг друга и доверяют друг другу, или натужно и неуклюже, если это не так.

Мама Гэвина, сгорбившись, сидит на сидении в углу, молчаливая и ненавязчивая, как все члены семьи, понимающие ситуацию без слов. Бригады скорой помощи часто подбадривают родственников пациентов словами: «Пока мы спокойны, вам тоже не о чем волноваться». Соответственно, когда врачи прекращают болтать и начинают действовать быстро и решительно, можно предполагать противоположное.

За несколько минут мы успеваем сделать, что можем, на месте, и теперь мы готовы ехать. Мы передаем подробности по радиосвязи, чтобы диспетчер мог предупредить больницу. Напарница запрыгивает вперед, включается мигалка, мы разворачиваемся и отправляемся в путь.

С тех пор как мы уложили Гэвина на койку, его давление улучшилось. Благодаря кислороду дыхание, по-видимому, стало легче. Сменив обувь, он подуспокоился. Мы недалеко от больницы. В пределах десяти минут он окажется в реанимации и получит необходимое лечение.

Затем, где-то за минуту до отъезда, Гэвин садится. Он оглядывается, как будто его резко разбудили ото сна, непонимающе смотрит на аппаратуру, маму в углу, фельдшера рядом с ним.

— Гэвин? Все нормально? Ты в машине скорой помощи, Гэвин. Этот шум — всего лишь сирена. Мы пробиваемся через пробку. Мы