Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды, в конце декабря, Прохор объявил, что они, с Николаем и Володькой приглашены в гости на встречу Нового 1945 года. Приглашение на праздник заслужил Прохор. Он прогуливался по блошиному рынку на Мясницкой в поисках добычи. Он уже давно научился распознавать в толпе и ответственных работников, и теневых воротил, даже если они старались выглядеть, как пролетарии. Вдруг, на вскрики и рыдания молодой женщины начали собираться зеваки. Две маленькие дочки этой женщины плакали рядом. Причиной слёз были пропавшие из сумки продуктовые карточки, деньги и документы. Женщина Прохору очень понравилась. Он пока всех женщин оценивал просто – могла бы это быть его мать или нет. Эта женщина могла бы. Прохор вскочил на чей-то ящик, огляделся, и выцепил взглядом, уходящего с рынка паренька.
Он догнал этого парня, когда тот свернул во двор ближайшего дома. Прохор резко окликнул незнакомца: «Сударь, мне кажется, что у вас находятся вещи, принадлежащие вам не по праву. Соблаговолите отдать их мне». Эту фразу Прохор когда-то часто слышал от одного маститого налётчика, бывшего штабс-капитана. Парень растерялся от такой наглости, исходившей от шкета, вдвое меньше его. Раздумывать ему Прохор времени не дал. В его руке возник нож, и двумя неуловимыми движениями Прохор срезал с бушлата незнакомца две пуговицы. Вооружённой рукой он изобразил в воздухе фигуру, означающую вопрос, требуется ли продолжение. Парень судорожно вытащил содержимое всех карманов на скамейку и по приказу Прохора отошёл вглубь двора, сел на корточки и осторожно поинтересовался: «А ты кто вообще?» Прохор, одной рукой продолжая держать нож, другой рассовал всё изъятое у незнакомца по своим карманам, и представился: «Граф Монте-Кристо!»
Прохор дождался, когда женщина с дочерьми вышла из отделения милиции, выдвинулся из укрытия и пошел вслед за ними. Идти пришлось больше часа. За это время Прохор обдумывал слова, какие должен сказать благородный человек, восстанавливающий справедливость. Когда Прохор окликнул женщину на входе в подъезд, обращением «мадам», она долго не могла понять, что Прохор пытался ей объяснить. Вместе с пропавшими карточками и документами мужа-инвалида, Прохор пытался ей всучить пачку «Казбека» и австрийскую бензиновую зажигалку, которые ей точно не принадлежали. Наконец, она задала вопрос, который Прохор, уже и не надеялся услышать: «Тебя как зовут?» Прохор изобразил артистический полупоклон и боясь расплыться в неуместной улыбке и рассмеяться поспешил представиться: «Граф Монте-Кристо!» Женщина оказалась с юмором. Она сделала книксен и так же, как и Прохор, сдерживая смех, сказала: «Ваше Сиятельство, приглашаю Вас посетить наш замок». Прохор хотел было дать дёру, но девчонки повисли у него на руках, и со смехом потащили в подъезд.
Как только поднялись в квартиру, женщина с порога начала рассказывать всем соседям по коммуналке свои приключения и представляла Прохора, как своего спасителя. Женщину все звали Верочкой, и было видно – любили. Всеобщим решением жильцов квартиры на этом спонтанном собрании было приглашение Прохора с товарищами на Новый год.
В комнате Прохор увидел Верочкиного мужа. За столом сидел человек без лица, с перевязанными руками, в форме капитана. Горел в танке, догадался Прохор. Женщина, украдкой от мужа, с гордостью показала Прохору Звезду Героя и Орден Ленина, и приложила палец к губам.
– Ох, и дочки у вас, товарищ капитан, – сказал Прохор, – просто две юлы. А ведь они ещё вырастут. Берегись, кому достанутся.
Капитан улыбнулся краешком рта, приобнял, прильнувших к нему, дочурок, а женщина наградила Прохора благодарным взглядом. От ужина Прохор отказался, дал ещё раз обещание придти на Новый год и поспешил домой скорее рассказать обо всём Николе.
С этого дня Прохор вёл себя, как одержимый. Он решил, что появиться на Новый год в семье капитана и Верочки, он должен непременно в белой рубашке. Галстук он уже где-то раздобыл. А вот рубашку, его размера и нужного качества, Прохору найти не удалось. Николаю пришла идея, как помочь другу. Он вспомнил, что подходящая белая атласная рубашка должна быть в его квартире в Сокольниках, ключ от которой Николай всегда носил с собой. Он никогда не оставлял надежды увидеть дома своих родителей. Решили, что сперва Прохор разведает, нет ли кого в квартире, а после зайдёт и Николай.
Николай и Прохор добрались до Сокольников к полудню. Для начала они решили понаблюдать за двором из-за сарая. Возле Николкиного дома стояло такси с работающим двигателем. Дверь подъезда распахнулась, и на улицу важно выступила парочка. Николай охнул. Это был Пасюк. Живой. Под ручку со своей любовницей. Одеты они были вызывающе роскошно. Прохор, видя изумление Николы, сразу обо всём догадался. «Это Пасюк?», – уточнил Прохор. Николай кивнул. Говорить он не мог. Он думал только о том, что теперь Пасюк должен умереть по-настоящему. Прохор угадал мысли друга, он обнял Николу и сказал: «Ладно, мы им потом займёмся».
Друзья прошли в квартиру. Казалось, всё осталось по-прежнему. Изменился только запах квартиры. Он стал чужим. Двери Николиной комнаты были опечатаны. Прохор усмехнулся, вытащил нож и аккуратно срезал нить по кромке печати. Он оставил Николу в его комнате одного, а сам пошёл проведать комнату Пасюка. Николай механически собрал в старый рюкзак одежду для Прохора и для себя. Из бабушкиного комода он взял все письма и фотографии. Прохор заглянул в комнату: «Надо идти». С помощью ножа и зажигалки Прохор заправски восстановил печать на двери.
Рубашка, брюки и ботинки подошли Прохору идеально. Галстук был для него длинноват, но Прохор как-то справился и с этим. Выглядел он настоящим юным графом. Покрасовавшись перед зеркалом, Прохор всё аккуратно убрал в шкаф. Потом он принёс узелок, собранный у Пасюка, и начал выставлять содержимое на стол: американскую тушёнку, консервированную фасоль, джем. Николай поморщился,