кивнул, потом на Сергея, но, оказалось, что за это время он отошел к окну и сейчас, раздвинув полосы вертикального жалюзи, смотрел на улицу.

– Никуда вы не поедете, – сказал он и показал за окно.

Мы подошли к нему, тоже посмотрели на улицу и приуныли – за то время, что мы возились в архиве, небольшой снег превратился в сплошную белую стену.

Мы посмотрели прогноз погоды – завтра тоже обещали сильный снегопад.

– Иван, вы сделали композиционный портрет той девицы? – спохватилась я.

– Зачем он вам, если есть оригинал? – Он кивнул на папку. – Мать с дочерью очень похожи.

Я вышла на улицу и с наслаждением вдохнула свежий холодный воздух.

Посмотрев на уже заваленную снегом машину, я мысленно взвыла и полезла в багажник за щеткой. Но очистила я только лобовое и заднее стекла да зеркала – на остальное сил уже не было. Ничего, как-нибудь доеду.

И ничего! Доехала! Припарковав машину, я, буквально переставляя ноги руками, поплелась домой.

В коридоре я сняла пуховик и повесила его на вешалку, а потом достала из шкафчика самый большой пакет для мусора и, сняв с себя абсолютно все, запихала пропыленные вещи в пакет.

Конечно, я не собиралась их выбрасывать, просто, когда буду посвободнее, вытрясу их или даже отвезу в химчистку.

Потом я приняла душ и вот наконец, чистая, но голодная, как волк, пошла в кухню. Я открыла шкафчик – имелась половинка батона, уже что-то, холодильник звенел от пустоты, что-то готовить даже из полуфабрикатов было долго, значит, оставались консервы.

Побродив взглядом по полке, я остановилась на сайре и слопала всю банку, запив простой водой – сок кончился.

Вымотанная морально и физически, я на автомате добралась до дивана и, рухнув на него, сразу же вырубилась.

8 декабря, вторник

Проснулась я досрочно, потому что во дворе стоял такой крик, что и мертвого бы поднял.

Я посмотрела из окна кухни и поняла, откуда шум, – это мужики хором крыли матом водителей снегоуборочных машин, которые завалили снегом газоны, тротуары и выезды из дворов. Вот сейчас те мужики, что уже освободили свои машины, и расчищали выезд, перенося снег под растущие возле подъезда ели, где уже образовались большущие сугробы.

Перспектива махать лопатой меня не прельщала, да и зачем мне сейчас машина, если пробки будут десятибалльные?

Новости тоже не порадовали: самолеты не летали, поезда задерживались, междугородние автобусы в рейс не выходили.

Когда я пила кофе, мне в голову пришла мысль, от которой я взбодрилась не хуже, чем от него.

Итак, Галина закончила школу весной 1986-го, а в магазин устроилась летом 1987-го. Где она целый год была? В деревне работать не могла, потому что не ездил же Ашот по области в поисках похожих на него девушек? Значит, она уже была в Тарасове. Но при устройстве на работу она написала, что опыта работы не имеет. Ну, во-первых, могла соврать – что такое год стажа в молодости, когда пенсия кажется чем-то очень далеким? А во-вторых, она могла работать без оформления трудовой книжки. А где в советское время можно было работать без оформления? А на рынке! Черт его знает, сколько их тогда в Тарасове было, но делать нечего, потому что до Сосновки теперь скоро не добраться, а время идет.

Для начала я позвонила Наде, которая оказалась дома, потому что их элитный поселок тоже замело так, что не выехать, – перед богом все равны, – и поинтересовалась насчет Кузьмича.

– Да в Тепловке он все еще! – раздраженно ответила она. – Димка звонил в санавиацию, узнавал, а ему в ответ: «Договаривайтесь с Господом Богом – это он погодой рулит!»

– Надя, ты ведь, наверное, в то время про ту девку Галю выяснила все, что только возможно, так скажи, откуда она в магазине взялась? Где до этого работала?

– Девчонки говорили, что на Нижнем на зелени стояла, – ответила она и вдруг воскликнула: – Твою мать! Так у нас же на Центральном она и стояла! Только его тогда Нижним называли. Центральным он стал, когда его Клавка к рукам прибрала.

Поблагодарив ее, я отключила телефон и облегченно вздохнула – на такую удачу я и надеяться не смела. Дело в том, что на этом рынке администратором павильона «Овощи-фрукты» работала Маша Терентьева, которая была мне очень сильно обязана, поэтому, если будет хоть малейшая возможность мне помочь, она все сделает.

Я позавтракала, собрала сумку, положив в нее диктофон с чистой кассетой, вышла из дома и отправилась на остановку трамвая – сейчас это был единственный транспорт, на котором можно было куда-то добраться, потому что город стоял намертво!

Трамвай полз еле-еле, но неуклонно продвигался вперед.

Наконец я добралась до цели. Вот уж где был порядок, так это на Центральном рынке: от самой остановки до входа на его территорию и на ней самой все было очищено от снега.

Увидев меня, Маша искренне обрадовалась.

– Привет! Ты за покупками или как? – спросила она.

– За помощью, Маша. Тут вот какое дело: нет ли у тебя здесь человека, который помнил бы тех, кто работал здесь в восемьдесят седьмом году? Подумай, кто здесь может быть старожилом.

Мы отошли в сторону, чтобы никому не мешать, и она начала напряженно размышлять, а потом сказала:

– Ну, пошли! Кажется, я знаю, кто тебе нужен. Она у нас тут самый старый работник, за прилавком стоять уже не может, поэтому, прости уж, работает в туалете. Не побрезгуешь?

– Маша! Хоть к черту в пекло! – совершенно искренне воскликнула я.

Она отвела меня в туалет, где за столиком сидела и собирала плату женщина лет семидесяти, но, судя по ясному взгляду, деменцией она не страдала.

– Баба Поля, – сказала ей Маша, – это моя подруга Татьяна. Она тебя кое о чем спросит, так я тебя душевно прошу: ответь ей, как на исповеди. Договорились?

– Не волнуйся, отвечу, – буркнула та. – А то ты меня с башмаками сожрешь!

– Есть не буду – тебя, старую, готовить