выцарапаю. А она мне в ответ божилась, что никогда в жизни. И надо правду сказать, к Степе моему она не лезла. Жила она у нас, по хозяйству помогала, я ее на рынок пристроила, где сама торговала, но так, чтобы мы с ней одновременно работали, не хотелось мне мужика своего в искушение вводить. Все нормально было, а через год где-то она мне говорит: «Я себе работу нашла продавщицей в магазине. А там, глядишь, и в техникум торговый поступлю. А еще мне в общежитии место дают». А что? Девка она уже была совершеннолетняя, сама себе хозяйка. Ну съехала она, но я ее строго-настрого предупредила, чтобы хоть раз в неделю, хоть по телефону, но объявилась.

– По телефону? – удивилась я.

– Да не сюда! – отмахнулась Валентина. – Секретарше в конторке нашего павильона Галька регулярно звонила и просила мне передать, что у нее все в порядке. Ну та и передавала. Время-то тогда было другое, хоть и тяжелое, но люди добрее были и друг другу помогали. А потом Галька звонить перестала, а я адресов не знаю ни магазина, ни общежития. Попади она в больницу, так оттуда позвонили бы. В общем, пошла я на переговорный и позвонила в сельсовет, чтобы Тарасюкам сообщили, что Галька невесть где.

– Ну потом-то выяснилось, где она была? – спросила я.

– Не знаю! – развела руками она. – Только объявилась Галька в деревне недели через три. Вот, думаю, дрянь такая! Взбаламутила всех, а сама жива-здорова! Это уж мне оттуда сообщили, чтобы я не волновалась. А поближе к осени народ из деревни потянулся, кому чего продать надо, кому – купить, а останавливались-то все у нас. Вот и рассказали мне, что Галька учудила. Приехала она в деревню гладкая, холеная, разодетая! Сказала, что на хорошем месте работала и денег поднакопила. У Васьки, отца ее, тут же мысль, как эти деньги в хозяйство пустить, а она ему кукиш под нос – это, мол, мои деньги, не для того я их заработала, чтобы здесь тратить. Вот в Тарасов вернусь, там и найду, что с ними делать. А потом Галька такое отчебучила, что вся деревня рты пооткрывала! Она замуж за Андрюшку Антонова вышла, пропойцу горького, и даже свадьбу сыграла, хоть и скромненькую. Она даже жить к нему ушла! Да с ним никогда в жизни ни одна девка даже рядом не села бы. Его же никто никогда трезвым не видел. Ну тут Васька уже за Андрюшку взялся. У тебя, говорит, жена при деньгах, так давай ее раскулачим. Деньги мне на хозяйство пойдут, а я тебе каждый день на водку буду выдавать. А Андрюшка, видать, последнее умишко пропил, если с кулаками на Гальку попер. Может, он ее пару раз и ударил, только она убежала, а вернулась, когда он уже пьяный валялся. Так она его по рукам-ногам связала и так кнутом отходила, что он потом неделю на животе лежал. Впервые в жизни трезвый. Васька его уговаривал: мол, дело до конца надо довести. Только Андрюшка уже ученый был, ты, говорит, сам с ней разбирайся, и из собственного дома в баню жить перебрался. А где-то через месяц Галька с ним развелась и в Тарасов укатила. Вот ты мне скажи, какого черта надо было замуж выходить и деньги на свадьбу тратить, чтобы тут же развестись? А съехала Галька в Тарасов с родительским проклятием, что, мол, нет у них больше дочери – они же думали, что она им подмогой будет. А она им на это – и у меня больше родителей нет! С тем и укатила! И с тех пор в деревне о ней не слыхали.

– Как же вы ее нашли? – удивилась я.

– Не торопись! Все расскажу! – пообещала она и предложила: – Давай по второй, а то во рту пересохло, – и, когда мы выпили, продолжила: – Дядя Вася, как помирал, сказал, чтобы Галька на похороны не приезжала, что он даже мертвый ее видеть не желает. А мать, на нее обозлившись, дом свой продала, но так, значит, чтобы ей там до смерти жить, а деньги от продажи приходу пожертвовала. Так Галька тогда и не узнала, что ее родители померли. А тут года три назад померла сестра Васькина двоюродная, Авдотья, а из наследников – только Галька. А времена-то уже другие пошли, вот через ментов ее и нашли – она, оказывается, так Антоновой и осталась. Так она мигом прилопушила! Сама-то я этого не видела, но рассказывали мне, что приехала она на большой дорогущей машине, вся из себя расфуфыренная, холеная, только в черный цвет перекрасилась. Наши было к ней сунулись – интересно же, что с ней стало. А как взглядом с тем мужиком, что с ней приехал, встретились, так весь хош пропал – не дай бог такого рассердить. Только документы-то где оформлять? А в сельсовете. Вот там-то у нее все данные с паспорта и списали. Ну и стало известно, где она живет. А на Силикатном!

– Эк ее занесло! – покачала головой я.

– Согласна! Место плохое! – покивала Валентина. – Только вспомнила я, что там матери Галькиной какая-то родственница жила, Ольгой звали. Вот, видно, Галька из деревни тогда к ней и сбежала. Да так там и осталась!

– Ну знаете! Вести бизнес на Силикатном! Это же бывшая «химия», там уголовник на уголовнике!

– А Ольгин муж кто был? – всплеснула руками она. – Тоже сидел. Да не раз. Потому-то с Ольгой никто из деревни знаться и не хотел. Ну и кто бы Гальку решился там тронуть при такой-то родне?

– Адрес у вас есть?

– А как же? Я же к ней ездила в конце августа. Сначала-то меня так пришибло, что я света белого не видела. Ну оправилась я немного, а куда деваться? Хозяйство-то восстанавливать надо. А деньги где взять? Позвонила я родне в деревню, и они мне Галькин адрес сообщили. Поеду, думаю, к ней кланяться, все-таки благодаря мне она когда-то из деревни выбралась. Авось поможет, коль добро помнит.

– Ну и как она живет? – поинтересовалась я.

– Да она там на районе прям как королева. А уж дом до того богатый – не чета моему! Дворец, а не дом! И собака ростом с медведя. И чего у нее только в хозяйстве нет: и парикмахерская, и прачечная, и ремонт обуви, и ателье, и пекарня, и