Эрдене, сидящая на своем коне, окровавленная и склоненная. Она по-прежнему была явно рожденной воином, крепкая и жилистая, как витая веревка, голова обрита начисто, если не считать намотанной воинской косы.

Рив увидел, как Бледа вздрогнул от шепота Эрдене, и отпрянул от нее, заглянув ей в глаза; на его лице отразилось столько эмоций, сколько Рив не видела у него с того дня, когда его оторвали от клана и рода. Потом эмоции исчезли, лицо очистилось, словно их и не было. Он отрывисто кивнул матери и повернулся, чтобы посмотреть на всадников, проскакавших мимо.

Рив повернулась и вышла из оружейной. Она чувствовала себя взволнованной, ее беспокоила встреча с Джин и последовавшее за ней унижение, и что-то в том, что она только что наблюдала между Бледа и его матерью, беспокоило ее, заставляя хмуриться.

На улицах Драссила кипела жизнь. Рив прошла через торговый рынок, наполненный звуками и запахами еды и напитков: продавцы готовили всевозможные виды мяса и рыбы, смесь трав и специй смешивалась в пьянящий аромат. Неподалеку на углях жарились жирные стейки из аврора и нарезанный лук, от чего у Рив заурчало в животе, но она пошла дальше: улицы немного поредели, когда она оставила рынок позади, и дороги изменились, когда она двинулась через район гончаров, где на столах перед мастерскими были выставлены всевозможные кувшины, вазы, чашки и тарелки. Потом она прошла через них, сквозь стук молота о наковальню, шипение, пар и жар кузнечного квартала, и вот, наконец, она стоит перед казармами Белокрылых: ряд каменных зданий по обе стороны широкой улицы, большие арочные дверные проемы, ведущие во входные покои размером с крепость.

Военная мощь Верных была разделена на различные дисциплины. Были Белокрылые, сердце армии — пехота, мастера стены щита, меча и копья. Были отряды лучников, небольшие группы мужчин и женщин, которые вели разведку и добычу во время кампаний и формировали сплошные отряды лучников во время битвы. Была легкая кавалерия, умело владевшая конем, копьем и копьем, использовавшаяся в основном в бою для быстрых фланговых атак и преследования разбитых войск. Затем гиганты, меньшие по численности, которые в пешем строю служили ударной силой армии и становились тяжелой кавалерией, когда садились на своих гигантских медведей.

И, конечно, Бен-Элимы, смерть с высоты.

В Драссиле было достаточно помещений для всей армии Верных, в общей сложности более двадцати тысяч человек, одних только Белокрылых насчитывалось более десяти тысяч мечей, но основная часть армии была разбросана по всей Земле Верных, размещаясь на аванпостах и в гарнизонах вдоль дальних границ, в Башне Залива в Рипе на юге, в Гулготе на востоке, в Брикане, Джеролине и Тарбе.

Многие здания перед Рив были пустыми и темными. В Драссиле сейчас было около тысячи белокрылых, и они были разделены на десять отрядов, каждая сотня — своя компактная боевая сила. Сестра Рив, Афра, была капитаном одной из сотен. Рив помнила тот день, когда Афру повысили в звании, а крылья ей вручил Кол, один из капитанов Исрафила. Рив думала, что она лопнет от гордости.

Сейчас она входила в открытые двери сотни, к которой была приписана, насколько хватало памяти. Та же сотня, которой командовала ее сестра, и та, в которой до нее служила ее мать. Два поколения, жизни которых были посвящены Белокрылым и Бен-Элиму. Это было все, что знала Рив. Центр ее жизни, вокруг которого вращалось все остальное.

Пиршественный зал был пуст, костер холоден, как Рив и ожидала. Вся сотня должна быть в карауле, а затем тренироваться в стрельбе, поэтому Рив удивилась, когда открыла дверь, ведущую в казарму, и услышала голоса. Женский, не кричащий, но голос повысился, в гневе или тревоге. И другой голос, тише, спокойнее, глубже. Рив склонила голову на одну сторону, напрягаясь, чтобы прислушаться. Она поднялась по нескольким каменным ступеням в палату, которую делила с матерью и сестрой и другими членами их сотни — десятью воинами и их помощниками, которые делили одно спальное помещение, связанные узами, скрепленными целой жизнью — едой, сном, тренировками, сражениями, жизнью и смертью вместе.

Голос женщины стал громче, отягощенный эмоциями, голос другой — ниже, в нем слышалось железо. Оба голоса были размыты, слова неясны.

Дверь за Рив с грохотом захлопнулась, и голоса за закрытой дверью наверху лестницы смолкли, быстро, как погасшая свеча.

Рив на мгновение приостановилась, слышно было только ее дыхание, затем она решила продолжить.

Я живу здесь, это и мои покои тоже. Кроме того, ей было интересно узнать, кому принадлежат эти голоса.

Дверь на верху лестницы открылась, и навстречу ей спустилась фигура. Это была Фиа, высокая и темноволосая, ближайшая подруга ее сестры. Увидев Рив, она кивнула в знак приветствия, но не остановилась, а просто прошла мимо нее. Она смотрела в сторону, но Рив заметила, что глаза у Фиа были с красной поволокой.

Все еще оглядываясь через плечо, Рив вошла в палату — большое помещение, в котором находилось почти тридцать человек. Это была одна длинная большая комната, аккуратные ряды кроватей вдоль двух стен, сундуки у основания каждой кровати, проход посередине.

Больше в палате никого не было.

Рив нахмурилась.

Странно.

Ставни над ее койкой были открыты, и она выглянула на улицу, но там никого не было видно. Рив пожала плечами и подошла к краю своей койки, опустилась на колени перед сундуком, где хранились все ее вещи, хотя на самом деле они ей не принадлежали. Белокрылые отказались от всего мирского имущества, подражая Бен-Элиму в своем благочестивом желании служить Элиону. Все, чем они владели, было подарено им Бен-Элимом, и каждый предмет был полезен для продвижения царства Элиона на земле. Она отперла засов, задвинула его без единого звука — Белокрылые учили дисциплине и чистоте, словно это был путь к святости, — и подняла крышку, придвинув ее к спинке кровати. Внутри оказался целый набор вещей: одежда, сапоги, пара сандалий с железными колодками, ремни, ее лучший плащ, набор для разведения огня, ножи разных лезвий и длины, топор с коротким топорищем, тряпки и масла для ухода за ее маленьким арсеналом. Она порылась в них, заглянула поглубже, а затем вытащила предмет, спрятанный в плаще из тюленьей кожи. Она положила его на пол перед собой и осторожно развернула, обнаружив изогнутый лук.

Лук Бледы.

При виде этого предмета ее охватило чувство вины: он не принадлежал ей, не был выделен ей Бен-Элимом, и поэтому в некотором смысле мог считаться ее собственностью, чем-то запретным.

Но он не мой, он принадлежит Бледе. Я