под глазами, цвет лица светло-серый, волосы взъерошенные. Хорошо, что пиджак сегодня надел самый приличный…» Кое-как расчесал волосы и попытался придать лицу непринужденное выражение. Перед входом в зал с величественной хрустальной люстрой остановился. Валентина чуть приподняла руку, показывая, где она. Подошел метрдотель и проводил Фролова к столику.

— Я заказала на аперитив «Чиндзано», не против?

— Отнюдь!

Валентина открыла меню. Сергей тоже. Сделали заказ и в ожидании сдвинули бокалы.

— За встречу! — улыбнулась Валентина и поднесла бокал к губам. Чуть отпила и спросила: — Что так смотришь на меня? Изменилась?

— Да. Изменилась. Научилась подчеркивать свою красоту.

Только сейчас Сергей как следует рассмотрел свою бывшую любовь. Светлые, будто позолоченные волосы уложены в стильную прическу. Лицо молодое, под глазами — ни морщинки, даже когда смеется.

— После той выставки ты куда-то пропал…

«Вот поэтому и не любят старых друзей, — раздраженно подумал Фролов. — И что это у них у всех за отвратительная страсть к расспросам?! Что ты?! Как ты?! С кем ты?! А если никак? Если самому себе противно в этом сознаться? А вот сейчас перед тобой я должен все выложить без прикрас или солгать, сильно приукрасив. Ну да черт с тобой! Слушай, кушай мою жизнь!»

А Валентина, замолчав при появлении официанта, начала вновь:

— После той выставки ты пропал!.. Несмотря на то, что твои картины имели успех. Да, а как твои рисунки угольным карандашом? Да-да, я помню, ты задумал цикл «Последнее впечатление», еще будучи студентом. Сильные были рисунки. Страшные и притягательные… И что, ты уже закончил цикл?

Сергей выпил рюмку водки:

— Почти! А на основе собранного материала даже задумал написать большое полотно «Убийство бизнесмена», назовем так, — усмехнулся он. — А что? Это признак нашего времени. Когда-то были «Незнакомка», «Сватовство майора», «Чаепитие в Мытищах», а сегодня — убийства из-за угла. Искусство, как известно, призвано отражать свою эпоху, вот я и отражаю… Только сейчас временные финансовые затруднения не позволяют вплотную заняться картиной. Так, делаю эскизы, наброски…

— Жаль!.. — заметила Валентина.

— Но ничего! Я недавно устроился на хорошую работу.

«Какую?» — спросил ее взгляд.

«И это тебе надо!»

Сергей опрокинул рюмку анисовой.

— Я сейчас работаю, — проговорил с расстановкой, — этикеточником, — и расхохотался.

Валентина пожала плечами.

— Нет, официально я называюсь художником-разработчиком или еще значимее, — дизайнером, — ерничая, говорил Фролов. — Короче, делаю этикетки на бутылки, — отведя взгляд в сторону, пояснил он.

— Ты?!

— Я!

Они посмотрели друг другу в глаза.

Первым не выдержал Фролов. Выпил водки.

— Между прочим, зря вот так! С пренебрежением!

— Что ты! — тихо возразила Валентина. — Работа — не хуже других. Но ты!.. Ты же талантливый художник!

— Но и ему надо есть! Между прочим, даже такие величайшие художники, как Врубель, Билибин, Бенуа, работали над этикетками. И, кстати, уровень печати был тогда настолько высок, а краски так добротны, что многие этикетки великолепно сохранились до нашего времени. Вообще-то, чтобы сделать хорошую этикетку, к водке нужно относиться уважительно. — В глазах Сергея мелькнул огонек, и он выпил рюмку. — Но помимо этикеток я делаю еще рекламные плакаты, календари… — уже даже с охотой продолжил объяснять он, но осекся, опустил голову и длинными, слегка подрагивающими пальцами отодвинул от себя рюмку. Помолчал.

— Ну да! — вздохнул с досадой. — В тебе всегда было что-то от древней женщины, той, что умела колдовать… Не утаишь ничего!

— И не надо! — она положила ладонь на его руку. — Ты, Сережа, художник от Бога, а у тебя, вон, пальцы начинают дрожать!

Фролов резко выдернул руку и спрятал под стол.

— Странно! Не похоже на меня. Почему я не проехала мимо?.. Я ведь, Сережа, никогда и никого не прощаю! Я и тебя не простила. Просто забыла все, кроме твоих картин. Знаешь, портрет той синеглазой колдуньи теперь висит у меня в кабинете. И ни одного человека просто так не отпускает. Производит магическое впечатление!

— Так прекрасная колдунья у тебя! — с радостью воскликнул Фролов. — А я, как-то сидя на даче, решил, что улетела она в трубу!.. Я ее часто вспоминаю, — с печальной нежностью улыбнулся он.

— А меня? — одними губами спросила Валентина…

* * *

Ветер яростно разбрасывал желто-тусклую листву. Тина и Сергей, прижавшись друг к другу, быстро шагали по улице. Вот и подъезд. Сразу стало тепло.

— Уф! — Сергей развязал шарф и потянулся к холодным губам Валентины.

Она ответила поцелуем, и они вошли в лифт.

— Что будем делать, когда мои родители приедут?

— Когда еще они приедут! — с чисто мужской беспечностью бросил Сергей.

— Через полгода.

— Поженимся!

Валентина знала ответ, но хотела услышать его еще раз, не для себя, а чтобы Сергей свыкся с этой мыслью окончательно и бесповоротно.

— А как мы будем жить?.. — игриво поглядывая на него, продолжала она.

— Я буду писать картины, обреченные на успех. А ты заниматься своей химией. Изобретешь для меня какие-нибудь суперзамечательные краски. Вот закончу твой портрет, выставлю его, увидишь, какой будет успех. Да Винчи свою Мону Лизу всю жизнь, можно сказать, писал, а я начну с моей моны… Тины.

Валентина замешкалась, отыскивая ключи в сумке.

— А не страшно? — спросила, войдя в квартиру.

— Чего? — скидывая куртку, удивился Сергей.

— Начинать с такой высокой ступени. Куда же потом идти?..

Фролов расхохотался:

— Совершенству предела нет! Не волнуйся.

Они вошли в комнату и остановились перед портретом, стоящим на мольберте.

Молодая женщина в платье эпохи Екатерины II держала в поднятой руке колбу, другую слегка отвела в сторону, не без кокетства изогнув пальчики. Ее светлые, отливающие золотом волосы были небрежно собраны за спиной, на обнаженной груди в обрамлении белоснежных кружев чернела мушка, на губах играла лукавая улыбка; синие глаза, опушенные густыми ресницами, смотрели с такой страстью, точно звали войти к ней в комнату. Удивительную комнату… алхимика. За ее спиной был виден шкаф, уставленный банками, колбами, ретортами. Перед ней на столе лежало несколько толстых фолиантов. Один был раскрыт, и можно было прочесть строчку, написанную по-латыни: «ARS LONGA, VITA BREVIS» («Путь искусства долог, а жизнь коротка»). Прекрасная колдунья будто говорила: «Войди ко мне, художник, и я подарю тебе эликсир долголетия!..»

Сергей погрузился в созерцание. Он смотрел, и кончики пальцев его подрагивали, желая взять кисть и нанести на полотно всего несколько штрихов, чтобы грудь колдуньи приподнялась и послышался легкий вздох…

Валентина стояла перед своим двойником со странным чувством. Фотография — это ты какая есть. А вот портрет — это твое «я», заключенное в зеркальный многогранник, и десятки лиц, отраженные в нем, тебе даже не знакомы. Одни — прекрасны, другие — чудовищны.

«Неужели это я?