понимать: что-то не так. Вроде бы и действующие лица те же, но расклад совсем другой. Курсы валют вообще за опечатку принял. Ну а когда наткнулся на статью о предстоящей церемонии венчания наследника престола… Из династии Романовых… В Санкт-Петербурге, столице нашей родины.

Я поняла, что за преувеличенным спокойствием на самом деле Костя тщательно скрывал свои эмоции. Как бы взволнован он ни был, он полностью себя контролировал. Интересно, это врожденная черта его характера, или для этого потребовались годы тренировок?

— Насколько я разобрался, монархия здесь все же конституционная, — бодро продолжал он. — То есть власть монарха сугубо номинальна. Так, красивая традиция и лишний повод для пышных торжеств. По факту же политическая власть осуществляется парламентом и премьер-министром, как в Великобритании. Кстати, угадай, кто у нас премьер-министр? — Костя сунул мне под нос газетный разворот.

— Да ну! — изумилась я, заметив знакомое лицо над статьей об очередных успехах России на международной арене. — Просто ум за разум заходит!

— Да нет, как раз все встало на свои места. — Костя устало потер сонные глаза. — Ведь это все объясняет. Правда, объяснение может тебе не понравиться — мне и самому оно, честно говоря, не нравится.

— Больше всего мне не нравится неопределенность, — вздохнула я. — Так что не тяни, и скажи наконец, где мы оказались.

Пока Костя хитро усмехался и тянул эффектную паузу (а может, просто собирался с духом и мыслями), Макс выпалил, сняв сенсацию у Кости с языка:

— В параллельной реальности, вот где! Понимаешь, в этом кургане действуют какие-то особые силы, которые отвечают за энергетическое равновесие. Мы туда влезли, и это равновесие нарушили, и заблудились… на перекрестке реальностей.

Заканчивал фразу он уже неуверенно. Очевидно, что теоретические выводы принадлежали Косте.

— Понятно, — сказала я, ничегошеньки не понимая. — Костя, может, ты все же объяснишь?

— Попробую. Пройдя через лабиринт, заключенный в кургане, мы очутились в варианте реальности, в котором на каком-то историческом отрезке произошло событие, направившее Россию по альтернативному пути развития.

— Так, а можно услышать всю цепочку умозаключений, которая привела вас к данному выводу? — осторожно поинтересовалась я.

Костя взгромоздился на низкую поперечную балку, почти касаясь головой ската крыши, и начал, устремив вдохновенный взгляд куда-то за пределы миров.

— Каждое мгновение мы делаем выбор. Чаще всего на самом примитивном уровне: чем позавтракать, что посмотреть, что надеть на работу, чай выпить или кофе. Или на уровне повыше — по какой дороге поехать, на машине или на общественном транспорте, куда отправиться отдохнуть. И в зависимости от этих решений строится кривая линия нашей жизни.

— Например, упадет на нас кирпич, или не упадет, — вставил Макс с умным видом.

— Каждое наше решение рождает текущий вариант реальности, и не только для нас, — продолжал Костя. — Ведь все люди взаимодействуют, линии постоянно пересекаются и переплетаются в настоящую паутину. И дрожание паутины с одного края или ее разрыв где-то в середине неизменно приводят к перестроению всей системы, иногда незначительному, а иногда грандиозному.

— Это из серии, к каким последствиям может привести одна раздавленная несколько тысяч лет назад бабочка? — припомнила я.

— Именно, — подтвердил Костя. — Допустим, что каждый ключевой момент, то есть такой момент, в который принимается значимое решение, не просто меняет линию истории, а создает развилку, рождая сразу несколько реальностей, развивающихся параллельно в своем времени и пространстве по отдельному сценарию. Между прочим, под эту теорию можно подвести и научную базу — начиная с Эйнштейна и заканчивая Эвереттом с его теорией многомировой интерпретации. Но, к сожалению, с их исследованиями я знаком лишь поверхностно, — закончил он с искренним сожалением.

— Зато теперь у тебя будет бесценный практический опыт — хоть диссертацию пиши, — заметила я.

Костя серьезно задумался:

— Для этого мне пришлось бы досконально изучить трактовку согласованных хронологий, и…

— Костя, прошу тебя, отвлекись от своих грандиозных планов и вернись… в реальность, какой бы она ни была, — взмолилась я. — Какой же ключевой момент мог так повлиять на события? Что, Ленин не родился?

— Понятия не имею! — воскликнул Костя. — Я бы сейчас душу продал за местный учебник истории. Где была та самая стрелка, которая переключает рельсы и направляет целую страну по другому пути? Ленин не родился? К власти не пришел Николай Второй? Распутин не добрался до Петербурга? В эрцгерцога Фердинанда стреляли, но промахнулись? Россия победила в русско-японской войне? Столыпина не убили?

Костя замолчал, но глаза его горели. Он вспоминал исторические факты, сопоставлял, делал выводы и… воображал.

— Революцию нельзя было отменить, — решительно заявил он, верно, отвергая одну из только что построенных собственных теорий. — Монархия находилась в глубоком кризисе. Но если бы временное правительство решительно взяло власть в свои руки и пошло навстречу требованиям народа, то, вполне возможно, что февральской революцией все бы и закончилось. Россия путем реформ «сверху» превращается в конституционную буржуазную монархию. Из Первой мировой войны мы вышли бы не через позорный Брестский мир, а в числе стран-победительниц. Россия не потеряла бы территории, а, наоборот, приобрела их. И стала бы самой большой по территории и самой мощной по экономике страной мира!

Сказать, что мы с Максом были под впечатлением, значит, не сказать ничего. Подумать только, Россия, которую не разрушали до основания, чтобы затем построить новый мир из осколков прошлого, скрепив их цементом из ложных убеждений и страха. Страна, которая не знала красного террора, гражданской войны, насильственных переселений и репрессий. И последующего развала всего, что было создано такой непомерной ценой.

— Вы это всю ночь обсуждали? — тихо спросила я Макса, боясь потревожить Костю в его историческом экстазе.

— Нет, мы остановились на теории относительности и возможности существования параллельных реальностей, — так же шепотом ответил он. — Потом просто вырубились.

— Я тоже уснула сразу, как голову на подушку опустила, — призналась я.

— А как же кузнец? — невинно спросил Макс.

— Да, кстати, кузнец! — я сделала вид, что не поняла намек. — Как он вписывается в теорию?

— Идеально! — откликнулся Костя. — В нашем мире Заречье — умирающая деревня с несколькими доживающими свой век старушками. В параллельной реальности Заречье, не знавшее потрясений коллективизации — оживленный населенный пункт с развитым сельским хозяйством. А кто же здесь живет? Все те