– Мы очень заинтересованы, – соглашается с ним другой. – Во всем.

Тедди почти кричит:

– Они хотят, чтобы мы вернулись!

Ребята обмениваются быстрыми ошеломленными улыбками, и в следующее мгновение в комнатке начинается самый настоящий хаос. Хохот смешивается с радостными воплями, слышны звонкие хлопки, когда все обмениваются жестами «дай пять». Юджин хватает меня в охапку, хотя такой взрыв чувств для него не характерен.

– Получилось! – кричит кто-то. – У нас все получилось!

Джон и Джеремайя уже обсуждают детали.

– Ребята, я знаю, что вы планировали турне, до того как Ной…

– Кстати, прими наши соболезнования…

– Я понимаю, что вы трудились изо всех сил, но дело в том, что одна наша серьезная группа ищет коллектив для «разогрева».

– «Люсия и Кикс»?

У Росса глаза вылезают на лоб, а Симона вопит так, будто наступила на крысу.

– «Люсия»? – повторяет она. – Да вы прикалываетесь.

– Мы не прикалываемся, – говорит Джон.

– Дело в том, – продолжает Джеремайя, – что гастрольный тур начинается через две недели. Та группа, которая должна была открывать концерт… В общем, у них возникли какие-то разногласия. Так что если вам интересно…

– Нам интересно! – кричит Тедди.

Росс ерошит Юджину волосы, а Тедди подхватывает меня и кружит.

– Ладно-ладно, – смеюсь я.

Ощутив под ногами твердую почву, я принимаюсь размышлять. Если все это реально, нам предстоит много работать. Я достаю из сумки, брошенной в углу, свою папку, открываю ее и, встав между парнями из компании, готовлюсь обсуждать с ними деловые вопросы.

– Через две недели? – говорю я, разыгрывая целый спектакль: вот я сосредоточенно изучаю наш график и тут обнаруживаю, что есть «окно». – Думаю, мы сможем. Вы перешлете мне детали по электронной почте? Я могу взять на себя аренду машины, гостиницу и все такое прочее.

– Нет надобности, – так и сияет Джеремайя. – Все уже улажено.

– У нас в офисе сидит одна классная девчонка, Рея, она и занимается всем этим. – Джон кивает. Вероятно, на моем лице отразились тревога и замешательство, потому что он поспешно кладет руку мне на предплечье и говорит: – Не беспокойся. Они в хороших руках. Даю слово.

Я сглатываю и отхожу от него, а Тедди предлагает переместиться в закусочную на углу, где можно сесть и спокойно обсудить все детали. Росс и Симона сидят на диванчике и в честь такой новости увлеченно обнимаются, а Юджин пакует свой контрабас. Неожиданно мне кажется, будто они все застыли, или это я застыла, наблюдая за ними как за проекцией на экране, искусственной и далекой.

Я им не нужна. Они уедут, а я останусь. Только жизнь начала входить в нормальное русло, только все начало приобретать смысл, как меня тут же отбросило туда, где я оказалась восемь месяцев назад. В пустоту. В скорбь. В одиночество.

– Ты идешь? – спрашивает Юджин, когда все выходят в переполненный коридор.

Склоняюсь над своей сумкой и собираю еду, которую никто не ел. Я боюсь поднять на него глаза или заговорить. Я не доверяю себе, ощущая жжение в глазах, чувствуя, как непроизвольно сжимаются зубы.

– Тэм, – весело говорит Юджин, – пошли поедим.

Мотаю головой и упорно смотрю на потрепанные шнурки его ботинок.

– Это же только одно турне, – говорит Юджин. – Мы же не расстаемся навсегда. Кроме того, у тебя школа.

Я незаметно вытираю слезинку в углу глаза.

– Знаю, – говорю я, но мой голос звучит глухо.

– Ведь Ной именно этого и хотел, – говорит он. – Правда?

По-прежнему не поднимаю глаз. Внутри у меня все горит, и неожиданно вспыхивает дикое желание врезать Юджину. Я едва сдерживаюсь, чтобы не заорать: «Это не то, чего хотел Ной! Ной сам хотел бы быть здесь. И он должен был быть здесь. Вы все у него в долгу!».

Но вместо этого я откашливаюсь.

– Наверное, пойду встречусь с друзьями, – ровным голосом говорю я. – Увидимся в мотеле. Номер заказан на мое имя. Вам нужно будет получить ключ.

Я вешаю на плечо сумку, одергиваю платье, простенькое, черное, с угловым вырезом и бирюзовым ремешком с большой серебряной пряжкой, тем самым, который очень нравился Ною. Прохожу мимо Юджина и попадаю в толпу музыкантов – кто готовится выйти на сцену, а кто уже празднует успешное выступление. У меня горит лицо, невидимый обруч сжимает грудь, но я иду вперед, все быстрее и быстрее, и наконец вижу дверь на улицу.

* * *

Снаружи морозный воздух обжигает. Несколько кварталов я иду с опущенной головой, на холодном ветру глазам больно от слез. Я останавливаюсь у первого попавшегося на пути обшарпанного бара. С кронштейна, раскачиваясь, свисает кривая вывеска. На ней написано «Счастливчик», хотя с первого взгляда видно, что счастливчики в это заведение не заходят. Бар расположен на углу, напротив круглосуточного магазина, и дверь освещает одинокая лампочка уличного банкомата.

Я выбираю этот бар потому, что у входа нет вышибал. Внутри у двери стоит пустой табурет, а у стены – бильярдный стол. Из музыкального автомата в дальнем углу звучит бодрое кантри. Бар очень напоминает заведения из плохого фильма, где два брата дерутся из-за какой-нибудь роковой красотки или полиция накрывает банду торговцев наркотой.

В баре жарко и многолюдно. Снимаю куртку и держу ее перед собой, как щит. Я плохо представляю, что здесь делаю, просто мне некуда деться, а на улице слишком холодно. Но от мысли о том, чтобы сидеть с ребятами и парнями из лейбла в тесной кабинке, обсуждать план гастролей и составлять плейлисты над тарелкой с недожаренной картошкой, мне становится жутко. С другой стороны, сидеть в пустом номере мотеля и ждать возвращения ребят я тоже не могу – уж больно жалко я буду выглядеть.

Я направляюсь прямиком к туалету, потому что меня вдруг начинает тошнить. Там очередь из трех женщин, но я проталкиваюсь вперед, игнорируя возмущенные возгласы. Когда дверца открывается, врываюсь внутрь и быстро задвигаю щеколду.

Крохотное помещение выкрашено в кроваво-красный цвет, его освещает единственная лампочка в треснувшем плафоне над зеркалом. Я склоняюсь над унитазом, и меня сотрясают рвотные спазмы, однако результата никакого. Я жду, жду и вдруг начинаю кричать, потому что мне кажется, что в настоящий момент это лучше всего. Кричу, пока горло не начинает саднить. Поворачиваю кран и сую руки под воду. Смотрю на свое отражение. Тушь потекла, кожа бледная и тусклая. Выгляжу я ужасно. Да и чувствую себя тоже ужасно. Мне не верится, что я здесь.

Делаю несколько глубоких вздохов и собираю волосы в небрежный пучок. Под гневные взгляды женщин я возвращаюсь в зал, нахожу свободный табурет у стойки, рядом с двумя тетками средних лет. У теток автозагар из спрея и блузки с низким вырезом. От одной из них пахнет, как от кондитерской фабрики – то ли это духи такие, то ли она и в самом деле работает на фабрике. От запаха у меня тут же начинает пульсировать в голове.