– Тебе выпали крапленые карты, – говорит судья. – Я в этом не сомневаюсь. Никто не должен проходить через то, что успела познать ты. И избавиться от этого знания это ты уже не можешь. И не надо притворяться. Не надо подделывать свой путь.

Я судорожно сглатываю. Интересно, а она получает доклады от Банни? Неожиданно я слышу голос Колина. А действительно ли я мошенничала? Неужели я всегда мошенничала? Что еще я должна сделать?

– Все реально, – говорит судья. – Это твоя жизнь. Ты еще в самом ее начале, и от тебя зависит, что будет дальше. Я не так много знаю, чтобы советовать тебе, что делать или как делать. Но кое-что все же следует изменить. Других возможностей больше не будет. Ты меня понимаешь, Тэмсен?

Я закрываю глаза и жду ее, жду маму. Но она не приходит. Я не понимаю. Я не знаю, как меняться. Но я знаю, что должна измениться.

– Да, – тихо отвечаю я. Я берусь за ручку дверцы.

– Я приехала сюда не ради Макса, – неожиданно говорит судья, когда я вылезаю из машины, из тишины в гулкий рокот работающего двигателя. – Она была твоей матерью – и моей подругой.

Судья Фейнголд высадила меня у школы, и я предположила, что сейчас она поедет к папе и расскажет ему о моих похождениях. Но вечером за ужином все вели себя как обычно. Папа спросил о проекте (о котором я ничего не знала, так как добралась до школы только в обед), и я осторожно соврала, рассказав, что все прошло хорошо и Лула была на высоте. После того, как я все это произнесла, мне показалось, что воздух наэлектризовался и в нем сгустилась угроза, как будто судья вдруг обрела способности Зевса и теперь могла в любой момент поразить меня молнией. Это последняя ложь, пообещала я себе и всем, кто меня слышал. Только правда, только истина, отныне и впредь.

Следующее собрание вдов проходит в Сельскохозяйственном павильоне, и папа с Джулиет подвозят меня туда по пути в ресторан. После моего возвращения домой четверги превратились в «романтические вечера»: сестра Джулиет приходит посидеть с детьми, а папа ведет Джулиет в один из пяти ресторанов со средиземноморской кухней, работающих в «мертвый сезон». Сегодня я говорю Джулиет, что у нее красивые волосы (и это так – наверное, покрасилась иначе), и вижу, как они с папой пораженно переглядываются.

В Павильоне полно народу и товаров – сейчас проходит ежегодная Пасхальная ярмарка, а вдобавок здесь еще и блошиный рынок. Все пространство длинного, похожего на пещеру амбара разделено проходами, вдоль которых стоят столы, заваленные всяческими поделками. Прохожу через тяжелые деревянные двери, останавливаюсь, чтобы размотать шарф и спрятать в карман перчатки, и оглядываю толпу в поисках Банни.

Я не догадываюсь, зачем мы сюда пришли. Мне трудно представить, как в альтернативной терапии можно использовать всякое барахло: давным-давно устаревшую бытовую технику, выцветшие гобелены, ношеную одежду, кустарные поделки и дешевые цацки. Но я уверена, что у Банни, как обычно, есть козырь в складках ее пончо.

Я вижу Лизу и библиотекаршу Карен, они стоят у стенда с шарфами и галстуками, разрисованными спринтом из комиксовых картинок. Подхожу к ним и тут замечаю, что к нам через толпу протискивается Банни в объемном пуховике.

– Вот вы где, – отдуваясь, говорит она. – Надо было назначить конкретное место встречи. Просто я подумала, что к вечеру народу будет поменьше, но, похоже, все любят поторговаться.

– Я тебе говорила, – говорит Карен, многозначительно кивая Лизе.

Банни кидается к другим членам группы, слоняющимся возле самовара с горячим сидром.

– Что ты ей говорила? – спрашиваю я. Глаза у Карен красные и опухшие, и мне кажется, что я влезла не в свое дело.

– Торг, – объясняет Лиза. – Это следующая стадия горя. Карен думает, что мы здесь именно поэтому.

– Терпеть не могу блошиные рынки, – бурчит Карен, скрещивая на груди руки. – Здесь все воняет бабушкиным сундуком.

Лиза тайком улыбается мне.

– Сегодня не ее день, – тихо говорит она, отворачиваясь от ворчащей Карен. – Ты выглядишь лучше. – Она бегло оглядывает меня с ног до головы. – Только это не значит, что раньше ты выглядела плохо.

– Спасибо, – невозмутимо говорю я. – Я приняла душ.

А еще я откопала несколько юбок и платьев, которые хорошо на мне сидят, и стала надевать их вместо единственных джинсов и любимых рубашек Ноя, в которых жила все это время. Плюс к тому сегодня утром я расчесала волосы, чего давно не делала, и заплела их в косу – они снова отросли.

Я не понимаю, как сильно хочу увидеть Колина, пока не замечаю его у входа. Он топает, стряхивая снег с ботинок, и озадаченно оглядывается по сторонам. После возвращения я думала о нем довольно часто. Я даже поймала себя на том, что ищу его аккаунты в разных социальных сетях – на аватарах он улыбается рядом с маленькой и пухленькой блондинкой. На вебсайте адвокатских контор выложена краткая биография: Колин занимает должность младшего юриста, трудится волонтером в «Старшем брате»[8]и участвует в марафонах.

Я вижу, как Банни перехватывает его на пути к столу со старинными картами. Она вцепляется ему в плечо и ведет к галстукам.

– Это нечто, – говорит он, когда Банни загоняет его в наш угол.

– Ведь правда, да? – восклицает Банни, вешая на плечо большую расшитую сумку и роясь во внешнем кармане. Наконец она достает желтый квадратный конверт. – Как я понимаю, вы догадались, почему мы сегодня оказались здесь. Третья стадия горя – это торг, вот такая штука. – Банни подмигивает и вскрывает конверт. – Торг начинается, когда мы снова чувствуем себя полезными, но еще не готовы принять новую версию своей жизни. Мы можем обманывать себя и пытаться делать то, от чего, как мы надеемся, нам станет лучше или что вернет нас к прежнему порядку вещей. Но понимаем, что все наши усилия тщетны. У кого-нибудь есть такой опыт?

Банни оглядывает группу. Карен то скрещивает руки на груди, то их опускает. Марта делает вид, будто заинтересовалась галстуком с рисунком из «пузырей» с «БУХ!», «ТРААААМ!», «БА-БАХ!». Я наклоняюсь, чтобы перевязать шнурки.

– Ну, раз так, теперь вы его получите, – продолжает Банни. – В качестве практического занятия мы сегодня открываем охоту за скидками. – Она достает из конверта купюры и раздает их нам. – Каждый получает по десять долларов. Задача – купить на десять баксов как можно больше. Но есть условие: вы ни за что не должны платить полную цену. Не важно, сколько просят, пусть всего пятьдесят центов, вы должны сбить цену до двадцати пяти. Ясно?

Карен, опуская деньги в карман, закатывает глаза. Марта аккуратно укладывает банкноту между страничками чековой книжки. У Лизы загораются глаза, она что-то шепчет насчет мыла из шоколада и исчезает в толпе.

Беру у Банни банкноту и смотрю, как Колин сует в карман свою. Я пытаюсь поймать его взгляд, но он быстро уходит. Еще несколько мгновений вижу переброшенный через руку серый бушлат, а потом Колин сворачивает в ряд с винтажными сокровищами.