Последняя моя мысль перед сном была: «Может, остров снова станет моим?» Хотя бы на самую чуточку. У меня в карманах было спрятано сокровище, которое в любой другой части света сочли бы мусором, но здесь, на острове, оно стоило дороже золотых монет с портретами умерших королей. Четыре лески в одном кармане, а во втором, остывшие, сонные, как и я, драгоценности моей короны — стекла из моих очков.

И только я один умел ими пользоваться.

Я проснулся под звук девичьего голоса, низкого, музыкального.

Он произносил нечто вроде заклинания восходящего солнца, и заклинание сработало.

Сияющий золотой диск выглянул над горизонтом. Я разглядел Ли, сидевшую, скрестив ноги, лицом к востоку. Сначала я подумал, она медитирует вслух, потом разобрал слова:

— Панированное филе миньон с соусом из красного вина. Отбивные из ягненка в собственном соку. Каре ягненка с горчичным соусом. Телятина в томате. Свинина с горчицей и луком. Курица с лимоном и зеленью.

Я поднялся и побрел к ней, еще не стряхнув с себя сон. Заглянув ей через плечо, я увидел, что Ли читает карточку меню, подобранного в самолете.

— Полосатый окунь в соусе песто и с белым вином. Шотландский лосось на гриле, сансер и соус порей. Рыба махи-махи с миндальной корочкой и лимонным соусом с зеленью. Пашот из цельного лобстера штата Мэн в тайском соусе из морепродуктов.

Больше я слушать не мог. Пытка, едальное порно.

Переступив через пепел, хранивший форму скрипки, я отошел на мыс и пописал в море, глядя на великолепный горизонт. Краем глаза я видел, как дальше на берегу справляет нужду Лоам, мы словно сошлись возле писсуаров в самом великолепном мужском туалете мира. Вид Лоама даже издали все еще пугал меня, и я возненавидел себя за это. Я же царь горы, Линк, Разжигающий Огонь. Новый Робинзон. Но я понимал: для укрепления моей позиции нужно смирить Лоама. Недостаточно самому вознестись. Нужно, чтобы Лоам пал.

Когда все проснулись, я объявил очередное собрание клуба «Завтрак». Все полусонно расселись полукругом на дюнах.

Миранда переоделась — дивную мини-юбку запрятала куда-то для сохранности и явилась на собрание в паре мужских трусов-хаки, назначив их шортами. Они были ей коротки и обтягивали все, что можно, однако не показались мне соблазнительными, ведь я понимал, что она сняла их с Лоама.

И вот я посреди круга моих прежних гонителей. Собрался с духом и преисполнен решимости установить свой закон. Мы тут все еще жили по правилам Осни. Здесь не Осни. Это — остров Линкольна.

— Я решил кое-что изменить, — объявил я. — Прежде всего имена. Хватит этой ерунды, обращаться друг к другу по фамилиям.

Лоам так и вытаращился.

— Мы не на футболе. Отныне — только имена. Я для вас — Линкольн.

Это я успел как следует обдумать. Мысленно я называл себя «Линк», но так ко мне обращались только те, кто мне нравился. Только те двое, кого я любил в целом свете, — родители. Я решил, что полное имя придаст мне больше веса, чем короткое «Линк». Подходящее имя для президента. К тому же так я назвал свой остров, и надо было отстоять бренд.

Но если меня будут звать полным именем, имя Лоама, Себастьян, лучше сократить.

— Лоам, ты — Себ. Иган — Гил. Пенкрофт — Миранда. Ли — Джун. Тюрк, ты — Ральф. А ты, Флора… так и будешь Флорой. Годится?

Вид у них был не слишком довольный, однако спорить никто не посмел. Я — хранитель огня.

— С именами разобрались, — продолжал я. — Теперь немножко географии. Гора, — я указал на грозный, графитно-серый в лучах раннего солнца массив. — Монте-Кристо. Усвоили? Джунгли — Изумрудный лес, озеро — Голубая лагуна.

И поскольку я не собирался все время держать их за горло, я добавил:

— Сегодня мы пойдем на охоту, и у нас будет горячая еда.

Джун здорово меня завела, читая меню. И я понимал, что горячая еда соберет мне голоса избирателей.

Избиратели довольно вяло приветствовали это обещание. И тут все пошло вкривь и вкось.

— Точно. Охота. Этим займемся мы! — сказал Себ.

— Но… — запротестовал я.

— Сядь, Селкирк.

— Я Линкольн, — напомнил я. — Я же только что…

— Да как бы тебя ни звали. — Он заглушил мой протест. — Ты, что ли, загонишь козу? Ты — Двенадцатый. А я — Четверть, не забыл еще? Я три года подряд получал корону.

Я почувствовал, как в груди разрастается паника. Себ назвал меня по фамилии: он возрождал правила Осни, и это, похоже, работало. Как только он упомянул мой статус Двенадцатого и свой — Четверти, все вроде как встали (внутренне) по стойке «смирно». Тут-то я и осознал, до чего они выдрессированы. Стоило сослаться на правила Осни, и прежняя иерархия мгновенно восстановилась.

— Мы пойдем на большую гору! — объявил Себ.

Он не назвал ее по имени. Он должен был назвать ее правильно.

— Монте-Кристо, — пробормотал я.

— На большую гору! — Он с вызовом глянул на меня, и я первым опустил глаза.

— Разведи огонек, дорогуша, — продолжал он, словно я — женушка из пятидесятых годов. — Мы принесем еду, и ты ее приготовишь.

Он зашагал к лесу, и все двинулись за ним. Все до одного.

— Джун? — позвал я.

Мне казалось, ночью мы с ней сдружились. Но она только плечами пожала и пошла следом за всеми. Даже Флора, у которой раньше ничего общего не было с Первыми, шагала теперь рядом с ними, точно с давними приятелями. И они пели на ходу — честное слово, — и у меня что-то сжалось в желудке, стоило распознать песню. Мотив «Оды к радости» из Девятой симфонии Бетховена, и я уже различал слова:

Я сел возле пепла принесенной в жертву скрипки, этот пепел все еще странным образом держал форму, серый призрак самого себя. Не знаю, как долго я так просидел. Некоторое время и не такое уж малое время. Снова один, снова навалились все ужасы Осни. Невыносимо.

Я не мог вечно торчать на берегу и гадать, как они там справляются. На самом-то деле я все еще обладал властью и сознавал это. Себ позволил себе пренебрежительно упомянуть «огонек», но без моего «огонька» им не приготовить то, что они сумеют добыть. Вот только я не мог смириться с образом Себа — предводителя охоты, Себа, которым все восторгаются. Мне виделось, как он стоит над трупом огромного поверженного льва. В колониальном шлеме, я видел такие на старых английских гравюрах.

Я поднялся и последовал за ребятами на некотором расстоянии, стараясь ступать как можно тише. Подошвы моих ног успели огрубеть, и походка сделалась легче, словно я никогда и не знал обуви. Ребята, как я и советовал, двинулись на склон Монте-Кристо, я запросто различал их след на затоптанной траве и слышал издали хохот и вопли. Тоже мне охотники, ворчал я. Разве не следует соблюдать мертвую тишину, чтобы не распугать коз? Впрочем, наверное, им не составит труда поймать животное, даже если они так и не заткнутся. Ведь если здешние козы никогда не видели человека, они его, возможно, и не боятся. Страх дан нам от рождения или приходит с опытом? Вот как было со мной — я же не боялся заведомо других детей. Все то время, пока родители учили меня дома, мне и в голову не приходило, что стоит войти в компанию сверстников, и милые детки накинутся на меня. Пока я не познакомился с некоторыми представителями этого племени, я не знал страха. Но как обстоит дело в животном царстве? Тут у меня готового ответа не было.