деньги, условно скажем, «на смертях». И чем больше умерших – тем лучше им и сытнее. Они набивают карманы, и тугой становится мошна. Они покупают квартиры в Испании и дают возможность жировать родственникам. А убогие русские кладбища остаются неухоженными, сирыми и брошенными, с покосившимися памятниками, оградами и забором. И все мне покажется намного страшнее, чем описывал Гоголь в «Мертвых душах».

Гнус каждый день считал деньги от дохода с захоронений. А человеческие души покидали наш мир навсегда. И не восполнялся здоровым потомством быт провинциального городка в Поволжье.

16

Ему самому порою казалось, как все для него становится безразличным. Но от этого еще больше нарастало у него щемящее чувство страха, словно он присутствует на собственных похоронах, наблюдает за всем происходящим со стороны. Он начинал тогда сильно пить, запоями – по недели, по две, по три, по месяцу. И только в пьяном безрассудстве терял осознание того, что с ним происходит.

Кусматов считал себя другим, и не ставил из-за самолюбия себя в один ряд с Гнусом. Но продолжал чувствовать зависть к карьерному росту генералов. Он уверенным оставался, что его незаконно и нечестно обходили стороной и обделяли. Но он также не допускал мыслей, что погрязает и тонет в трясине бандитского болота. Вначале ему казалось все легкой игрой, а потом тяжелые мысли одолевали и мешали жить. Порою по ночам он кричал до хрипоты:

– Уйдите, уйдите! Я не хочу… не хочу… Я честный мент… Я жить хочу! – а просыпаясь, снова брал деньги у Гнуса, и никак не мог отдернуть руку от них, а, наоборот, прирастал к дареному пакету с купюрами.

Я вышел прогуляться и подышать свежим воздухом родного города. И тут вздрогнул от визга колодок тормозов, резко остановившегося «Митсубиси Лансера» в девятом кузове. За рулем сидел Кусматов. Он так сократил расстояние между нами, чуть не проехав мне по кончикам пальцев в черных туфлях.

– Чем занимаешься, док? – спросил он меня не из простого любопытства. Я сразу почувствовал, ему хотелось видеть меня свободным.

Конечно, он не заносился высоко – до крестного отца мафии, но стал у нас в городе очень заметной и значительной фигурой. И много раз хотел мне доказать, чтобы я не дружил с теми, с кем, он считал, дружить не надо…

Он не любил Трыку. Хотя, по большому счету, я понимал, пока в городе есть противостояние, то не будет беспорядка и хаоса. Это все равно, что многополярный мир.

– Свободен! – ответил я неуверенно, потому что не знал, что я должен буду делать, чтобы мне хватило такой свободы. – Погулять вышел. А тут опять в машине сидеть! – посетовал я, когда он усадил меня на переднее сидение пассажира, и как заправский лихач рванут с места.

– Ничего! Сегодня ты не пожалеешь, как пройдет вечер! Поверь, я знаю, о чем говорю! – уверенно, без улыбки, с дыханием могильным воздухом, произнес он слова, которые поначалу показались обыденными.

– Цирк-шапито приезжает? – глупым юмором попытался я его разговорить.

– Нет, цирк уехал, а клоуны остались! Сегодня твоего друга убьют!

Я знал, что Кусматов брал деньги только у Гнуса. А Гнус боялся и ненавидел Трыку. Нетрудно было догадаться, о ком он мог говорить. Тогда я в первую очередь и подумал о Трыке, хотя поддерживал такие же ровные отношения и с другими бизнесменами. Как они мне всегда говорили: к тебе ведь, Петрович, рано или поздно все попадем.

Трыка был независимым и упрямым. Это он ужом проползет под днищем машины, а потом выскочит, как волк из псарни и скроется огородами, когда его захотят расстрелять из пистолета Макарова возле дома.

– А друг кто? – нарочно засомневался я в уверенности подполковника. Мне хотелось все-таки услышать, кого он считает моим другом.

Тогда он притормозил машину возле особняка Владимира Геннадьевича Тураканова, по прозвищу «Трыка». Тот был целой эпохой и лидером гагаринской группировки довольно длительное время в жизни нашего маленького городка. Он, пожалуй, самым первым начал заниматься бизнесом, самым первым купил крутой автомобиль, «джип Гранд Чероки», у которого мне казались такие широкие шины, что меня сильно удивляло или восхищало.

Кусматов назвал его моим другом неспроста. Он знал, что мы с ним часто видимся. Тот любил встречаться со мной и разговаривать на разные философские темы – все-таки выпускник Московского авиационного института. Тосковал о своей брошенной профессии во времена дурацкой перестройки и бурного роста кооперативного движения. И с ностальгией по прошлому говорил:

– Вот видишь, Петрович, чем занимаюсь?! А ведь двигатели для ракет конструировал! На Марс и на Венеру, думал, будут летать! – В свои дела он меня никогда не посвящал, и, начиная, про космос, опускался до обыденного и тривиального разговора. – А сейчас куплю на базе лимонад за двадцать рублей, а за двадцать один продам, вот и весь бизнес!

Ко всем Туракановым прирастет одно прозвище – «Трыки». Когда они были еще детьми, так выговаривали свою фамилию, а потом прилипло оно как второе имя к обоим братьям. Даже родителей часто станут называть «Трыкин отец», «Трыкина мать». Целая книга могла бы получиться об их жизни. Но сегодня мои мысли о Велиаре – как о страшном явлении в современной России.

Мы долго ездили по городу. День подходил к концу. Завтра 9 мая. Великий День Победы русского и советского народа над фашисткой Германией. Все улицы, дворы внутри, участки возле домов были вычищены, а деревья и бордюры тщательно побелены известью.

Я тогда опять жил без жены. Она часто так делала – уходила от меня и селилась у матери. Как я мог столь долго терпеть, не могу понять до сих пор.

Наконец, время подходило к одиннадцати вечера. Мне уже хотелось спать. Я попросил подполковника отвезти меня домой, а триллер, как я пошутил, обещал досмотреть завтра. Кусматов тоже заметил мое сонное состояние и повез меня в сторону дома, но строго предупредил:

– Ты спать не ложись! Я вот-вот заеду! Все равно оперативная группа приедет и тебя разбудит, – он опять намекал мне на то, самое ужасное, что я начинал сомневаться, у него юмор такой или бред сивой кобылы.

Кусматов знал, что я могу позвонить Трыке. Проверял, что ли? При всем этом он ухмылялся, как черт. Вот и пойми, шутка здесь или не шутка целого начальника оперативно-розыскной службы.

Жил я тогда у мамы в однокомнатной квартире. Жить в своей трехкомнатной было не всегда безопасно. Жена уходила от меня, но в любое время могла появиться, устроить скандал, обвинить в чем