угодно, вызвать милицию, а потом уже звонила в полицию, когда их переименовали. Так она хотела выписать меня из квартиры и отжать ее себе.

Мама еще тоже не спала, ждала меня и хотела чем-нибудь накормить, вроде легкого ужина. Но она не успела разогреть его и вскипятить чай, как раздался звонок, и на пороге вырос подполковник Кусматов. Мы с ним только что расстались, и я думал, что сегодня уже не встретимся, а все его шутки я рассматривал как розыгрыш или желание в очередной раз показаться значимым.

– Ну, все, убили твоего друга! – как бы в подтверждение предыдущих слов, он подвел итог. Он больше казался не унылым, а сосредоточенным. Знал, что такие случаи – заведомые «глухари», и никогда не раскрываются. Но на его лице не виделось безысходности. Он находился в другом состоянии. Его беспокоил сейчас не процент раскрываемости. Он думал и отрабатывал все последующие варианты сложной и неоднозначной ситуации для себя.

Мне предстояло вытащить убитого Владимира Геннадьевича из его машины. Я ощутил, что он еще теплый. Мне показалось, даже – горячий. Не остыл. Не потерял и полградуса. На улице сохранялось тепло после разогретого солнцем воздуха. Времени после стрельбы прошло совсем мало.

Ощущение тепла от человека, зная, что он мертв, (а я проверил пульс на сонных артериях, и его не было, только пульсировали кончики собственных пальцев), вызывало сложные переживания. Я вытаскивал еще не застывшее тело, руки и ноги у него свисали как плети. Я подумал, вот и сбылась мечта Кусматова. Он не раз говорил, что Трыка – не жилец. Не любил он его. И я знал почему. Тот не бегал перед ним и не гнул спину. Давно легализовал свой бизнес. Поэтому денег оборотням не давал.

– Эх, Петрович! Не понимаешь ты! Игорь Евгеньевич – очень умный мужик. Не смотри, что «физвос» окончил. Поднакопит денег, пусть они сейчас и не очень чистые. А у кого первоначальный капитал чистый? Потом легализует бизнес, начнет заниматься честным предпринимательством. Трыка твой, что не так начинал?

– Да ведь пока щука в реке и карась не спит! – пытался я вставить реплику.

– Не убеждай меня, что люди первой волны бизнеса были честнее.

– Гнус – беспредельщик. Он зальет кровью, как юшкой, наш город и район. Потому что недостаток ума, авторитета, уважения будет компенсировать жестокостью. А вы ему нужны лишь на короткий промежуток времени.

– Ты меня с ним не путай! У нас разные дороги! – сказал Кусматов, словно прочитав мои мысли и не обратил внимания на последнее высказывание вслух.

– Да, разные! Он вас выкинет из своей жизни раньше, чем вы можете сейчас это представить.

– Поверь, в городе баламутит один Додик! А Трыка его содержал! Мне пришлось несколько месяцев Жигана прятать на конспиративной квартире, чтобы Додик его не убил!

Я, конечно, знал, что Додик – это смотрящий, а Жиган – нукер Гнуса.

Но подполковник врал, ведь он сам баламутил и стравливал их между собой. Хотел выглядеть нужным и полезным, важной фигурой в решении, якобы, конфликта между ними. В первую очередь дезинформация рассчитывалась на Гнуса. Жиган числился у него «главной боевой машиной». На нем держалась вся силовая мощь вновь организованной преступной группировки.

Додик никогда не хотел убивать Жигана, потому что тот не мог претендовать на его место. Жиган не судим, и служил во внутренних войсках. Сам туда попросился и значился, как бы, изначально ментом.

Смотрящим он никогда не хотел становиться, и над разговорами, что ему, якобы, предлагали, смеялся и говорил:

– Я и так смотрящий! А профессию такую не понимаю!

Додику Жиган нравился за веселый и независимый нрав и за смелость не показную, а настоящую – мужскую. Отслужив в войсках Министерства внутренних дел, и не где-нибудь, а в спецназе, порою вспоминал об этом со слезами на глазах и с большой горечью. Как-то рассказывал мне, что срубал головы саперной лопаткой латышским повстанцам при попытке ими захватить телецентр в Риге. Другого оружия им не выдали. Приказали стоять до конца или насмерть с одной лопатой. А те, когда начали стрелять из дробовиков, и рядом товарищей по роте убивать, закипела тогда кровь советского солдата и пошла мясорубка. Как-то напившись сильно, когда я пришел к нему домой, он стонал в пьяном бреду:

– Не виноват я, Вовка! Приказали мне! Ты под горячую руку попал! Болтать много начал… А телецентр отдавать было нельзя! Посадили бы нас! Не приходи ко мне больше! Голову свою в руках не носи! Ты сам виноват… Похоронил я тебя… по всем христианским обычаям! Не мучай меня! Война!.. Она еще идет! – и он продолжал бредить, мучился грешной неуспокоенной душой во сне.

Я невольно тогда подумал, что все слова он говорил о Володе Харламове. Они, Гнус и Глухарь, приговорили его к смерти. А после Димуля бегал в центр сотовой связи и изъял все телефонные переговоры убитого. Без помощи Кусматова здесь, конечно, тоже не обошлось. И Гнус оплатил все расходы участникам шайки. И, конечно, расходы на тех, кого пришлось подкупать. Сунин потом не смог обнаружить никаких телефонных переговоров Харламова перед смертью. Мало того, Кусматов умышленно навел Сунина на известного рецидивиста Кроля, что у того есть пистолет ТТ. Сейчас он работал на пилораме у Гнуса, и делал гробы для похоронного бюро.

Сунин вышел на него и решил ошарашить, что знает о наличии у того боевого пистолета. Были данные, что в тот последний роковой вечер, когда исчез Харламов, они вместе выпивали. Но Сунин не ведал, что все отпечатки пальцев с чашек и бокалов и со всех других предметов стер Димуля Глухарь. Туда, на место гулянки, привозил его Гнус. Кроль отказывался о наличии у него ТТ. Сунин пошел на то, что обещал не изымать оружие, поскольку Кроль неожиданно сообщил ему, что оно не может стрелять. Якобы в пистолете не хватало какой-то скобы, которую достать и изготовить невозможно. Он, конечно, врал.

Сунин даже дал честное офицерское слово, что никто не узнает, что он видел у Кроля сам пистолет. Такой хитрый ход подсказал Гнусу Кусматов. Сунин осмотрел оружие и попробовал привести его в боевое положение – не удалось. Он вернул пистолет Кролю, и, вроде согласился, что оно не может быть признано огнестрельным оружием. Кусматов организовал тайную съемку самой встречи, которая проходила «под честное офицерское слово следователя».

Так Кусматов получил компромат на Сунина. Хотя вопрос о том, что в Харламова стреляли, надуманный и эфемерный. Витал, как ложь, в воздухе. На месте происшествия