меня спустило колесо, — сообщил он. — Не понял, на что наехал. Значит, вы и есть русская знакомая Джеймса?

— Да, из России, — лаконично подтвердила я.

— Как удивительно! — воскликнул он.

Возможно, «удивительно», которое он употребил, несло в своих недрах скорее негативный, чем позитивный оттенок, но я, разумеется, не стала уточнять.

— Может быть, я войду в дом? — спросил он, оглядываясь.

Напротив дома у живой изгороди остановилась пожилая леди. Встретив мой взгляд, кивнула мне как старой знакомой и продолжила свой путь. Я впустила Кадогена Раскина в дом, уповая на удачу и на то, что этому есть свидетель.

— Вы хорошо говорите по-английски, Анастасиа, — отвесил он комплимент. — Мы давние приятели с Джеймсом. Где же он?

Мой рассказ о происходящих событиях уже был отрепетирован с миссис Хоуп, инспектором и сержантом, на курсах английского мне бы поставили за него шесть с плюсом. Давний приятель Джеймса слушал меня, чуть ли не открыв рот, время от времени ломая бровь.

— Значит, Джеймс пропал? — переспросил он, когда я закончила свою речь.

— И больше вы ничего не знаете?

— Ничего.

— Все это очень странно.

Он замолчал, что-то обдумывая.

— Может быть, я угощу вас чаем, а вы расскажете мне о Джеймсе? — предложила я.

— Да, я с удовольствием выпью чаю, — важно согласился он, оставив без ответа вторую часть вопроса.

В ходе чаепития Кадоген Раскин всё же поведал, что с Монтгомери его связывает давняя дружба, что они время от времени встречаются, хотя, с годами всё реже.

— Как вы подружились с Джеймсом? — спросила, поскольку вопрос уже висел в воздухе. — Я поняла, что этот дом принадлежит его семье, и он вырос здесь?

— Не совсем так, то есть, дом действительно принадлежит Монтгомери, но Джеймс несколько лет прожил в Истборне, где мы и познакомились. Мы учились в одной школе.

Верные школьные друзья, которые вместе лазили по деревьям, играли в футбол и крикет, и… чем там ещё занимаются английские мальчишки. Новая для меня страница из биографии Джеймса.

Я молчала, размышляя, удобно ли спросить, почему Монтгомери жил в Истборне, но Кадоген опередил мои сомнения.

— Родители Джеймса развелись, а его увезли в Истборн, где он окончил школу и жил какое-то время. Потом вернулся в родной город, — пояснил он с аккуратностью кадровика.

— Вот как? Не знала, он ничего не рассказывал об этом, — пробормотала я. — Но… но если там, в Истборне, живет его мать, то, возможно, он уехал к ней?

— Все может быть, — согласился Раскин, отпуская кусочек сахара в чашку свежезаваренного чая. — Миссис Клей довольно пожилая женщина, и неожиданности в ее возрасте более чем вероятны, а такого рода неожиданности часто нарушают наши планы.

Мысль прозвучала логично и обнадёживающе.

— Но, если так, почему он не сообщил мне об этом? — пробормотала я, наблюдая, как Кадоген методично и бесшумно размешивает сахар.

— Возможно, спешил? — предположил Раскин.

— Возможно, спешил, — согласилась я, занявшись чаем.

— Нужно съездить туда, в Истборн, — решила я. — Далеко ли это и как туда добраться?

— Всего милях в пятнадцати отсюда, добраться туда не трудно. Надеюсь, что всё разрешится лучшим образом, — произнес Кадоген Раскин, аккуратно ставя чашку на стол, и добавил: — Миссис Клей живет на Paradise Drive. Могу вас отвезти.

Paradise Drive? Надо же, Райский переулок, ни больше, ни меньше. Неплохое название. Мне резко полегчало, во-первых, от появившейся определенности и цели, во-вторых, от вероятности, что не придётся посещать полицейский участок.

— Это было бы замечательно, мистер Раскин! — воскликнула я.

— Конечно, — важно согласился он.

— Прямо сейчас? Я соберусь, я быстро…

— Да, разумеется.

Я кинулась наверх, но, одевшись, застряла посреди комнаты, обуреваемая сомнениями. Если я покину дом, где гарантия, что ночной гость не вернётся и не проберётся через разбитое окно? С другой стороны, не могу же я сидеть сторожем в доме, когда появился какой-то свет в конце тоннеля! О ночном взломе я сообщила в полицию, и мрачный инспектор Нейтан или равнодушный сержант Уиллоби должны что-то предпринять. Урезонив себя таким образом, сложила в сумку необходимые вещи и спустилась вниз. Там ожидала упущенная в спешке проблема.

— Совсем забыл, у меня же спустило колесо, — расстроенно напомнил мистер Раскин. — Придется отложить поездку, нужно дозвониться до мастерских и вызвать механика.

— Вы сами не меняете колеса? — наивно спросила я.

— Разумеется, нет, — удивился он.

— Можно добраться туда на такси или автобусе? — спросила я.

— Конечно, но стоит ли так спешить? Как вы доберетесь одна? — забеспокоился Раскин.

— Думаю, что не заблужусь, если вы объясните, как и куда идти.

Обсудив ситуацию, мы договорились, что он проводит меня до остановки автобуса и, если повезёт, я уеду, а он, поменяв колесо, заберёт меня из Истборна.

— Подъеду к пирсу. Его очень легко найти, — сказал Раскин. — Истборн — известный курорт. В хорошее время можно было бы заехать на Бичи-Хед, это очень красивое и опасное место, отвесная меловая скала, которую называют мысом самоубийц. О, простите, её так называют! — одернул он себя, словно испугался, что я приму его слова близко к сердцу. — Если бы вы увидели это место, поняли бы почему.

— Что вы, мистер Раскин, название есть название, — успокоила я его. — Я слышала про эту скалу, просто не знала, что она недалеко отсюда.

Меловые скалы побережья Ла-Манша — конечно, я читала о них, видела в кино и на фотографиях, но никогда не думала, что окажусь рядом и при таких обстоятельствах.

Когда мы выходили из дома, я отчего-то ждала, что пожилая леди вновь попадётся на пути, но улица была пуста. Вечный ветер стих, облака расползлись, образовав голубые прорехи в своем серо-белом пуховом одеяле.

Раскин объяснил, как найти Райский переулок и дом, где жила миссис Клей.

— Нарисую для вас план, я должен был сделать это на столе, но… растерялся, — каялся он, когда мы добрались до автобусной остановки.

Я нашла в сумке блокнот и ручку, соорудила импровизированный стол из сумки, и он принялся рисовать абрис, с комментариями и условными обозначениями. Раскин еще что-то объяснял, когда в конце улицы показался неуклюжий двухэтажный автобус, он приближался, а я всматривалась в табличку на лобовом стекле. Представьте мою радость, когда я прочитала на ней надпись Истборн — всё явно благоприятствовало моему путешествию, оно должно было принести какие-то плоды.

Раскин галантно помог мне подняться на ступеньку, подал сумку, которую я на радостях чуть не оставила у него в руках, крикнул, чтобы я ждала его на пирсе, пневматическая дверь мягко закрылась, и автобус тронулся, унося меня в очередную неизвестность. Удаляющийся Раскин улыбнулся и махнул рукой. Наконец-то появился человек, которому не