Хотя бы сабли в этом месте выглядели знакомо, но все остальное представлялось смешением кошмаров и легенд, навеянных в случайных снах, в каменной юрте и в храме Пустыни Теней. Адхи только вздрагивал и зажимал уши, бессильно крича, не слышал собственного голоса. Он боялся! О, как же он боялся! Раньше он страшился одиночества, но ныне лучше бы вновь оказался в неприветливой пустыне.

Внезапно сверху придавило что-то большое и горячее, текущее алыми каплями, перемазанное в земле. Адхи охнул и отдаленно понял, что на него упал труп бойца, сраженного у края редута.

– Как сюда попал ребенок? – воскликнул один из солдат у громовой машины, вытаскивая из-под пугающей тяжести, еще успевая в последнем жесте почтения закрыть павшему глаза. Но что-то подсказывало: скоро не останется времени на соблюдение традиций и ритуалов. Битва разгоралась и набухала тяжелым штормовым фронтом.

– Беги скорее, – напутствовал другой, подталкивая сбитого с толку Адхи.

– Да некуда бежать! Окружены мы! – воскликнул командир отряда. – Забыли о нашей батарее. Теперь только мы здесь. И чести воинской не посрамим.

– Ух, дыму-то дыму, ух, демоны! – приговаривали бойцы, вновь заряжая орудие. Громовая машина повернулась на тяжелых вязнувших колесах, загудела, взревела и пыхнула зажженным ядром, отчего Адхи вновь съежился, зажимая уши. Он видел бой со стороны, когда плыл в океане белых линий через коридор, он видел множество сражающихся теней и сотни тел на изъязвленной земле. А теперь он оказался здесь, в неизвестности среди чужих, не ведая, во имя кого сражаются и что защищают эти новые создания иного места, иного мира.

– За Царя! – воскликнул один из бойцов, и голос его потонул в громе нового выстрела, от которого Адхи отшатнулся в сторону. «Вытащите меня отсюда!» – зажимая кулаками рот, чтобы не кричать, скулил он. И вместо угроз или неудовольствия услышал над собой осипший голос одного из солдат с перебинтованным грязными повязками лицом:

– Ты не робей, не робей! Ух, угостим мы их еще, угостим горячим!

– Вон как раззадорился! Поднимем чарки! Выше-выше! – отдавал приказы командир, и вместо кубков с хмельным вином поднималась ввысь копоть от гула смертоносного орудия.

«За что они сражаются? С чем? Почему?» – спрашивал Адхи, сжимаясь на дне редута. Ему бы получить саблю да сойтись в бою в степи, нестись на храпящем коне навстречу врагам, но он томился ожиданием исхода неизвестного сражения под слабой защитой земляного укрепления. А над головой разрывались снаряды, ухала и скрежетала летящая смерть. Две лошади уже лежали убитыми, один из солдат открывал рот в беззвучном крике, пытаясь спрятать внутрь выпадающие внутренности. И Адхи отвернулся, чтобы не глядеть на кровь, залившую землю вокруг громовых машин. Пушек, как подсказывала невидимая сила. Проводник между мирами, который все еще витал рядом незримым гласом.

«За что сражаются, ты спрашиваешь? За что… Как обычно», – вздохнул Белый Дракон, укрывая панцирем светящихся линий, в которых Адхи ощущал себя не то под похоронным саваном, не то в скорлупе яйца из мифа о творении. И вовремя помог Белый Дракон: один из снарядов перелетел через редут и взорвался за ним, осыпая батарею осколками и взвившейся ввысь перемолотой землей.

Ох, стонала земля, ох, гудела! Под ногами извивались не глина и песок – живое существо томилось и стенало, обреченное на муки волей чьего-то приказа. Волей гнева двух народов, сошедшихся в неумолимой битве, хотя могли бы поднимать хмельные чарки за общим столом. Хотя могли бы мирно пасти скот на вольных лугах, как орки Отрезанного Простора. Но ведь и в родном мире не находилось покоя. И сердце уставало от сражений, от бесконечного противостояния.

Война, битва – много ли Адхи думал над смыслом этих слов? Чтобы сперва осмыслить, а потом натягивать лук, у него обычно не было времени. Но теперь, в чужом далеком мире, он испытывал себя на прочность картиной созерцания чужой необъяснимой борьбы во имя неизвестной цели. И у всех ли войн есть хоть какая-то цель? К чему стремилось племя Огненной Травы, нападая раз от раза на соседей, как стая беззаконной жадной саранчи? Ответы смешивались и туманились простотой и неопрятностью правды: всего лишь из жадности, как два древних змея. Два зла сражались в незапамятные времена, вонзая клыки в колоссальные чешуйчатые тела, как две пропасти, две черные бездны, обретшие фантомную плоть.

«Белый Дракон, мои ли мысли сейчас в голове? Ответь?» – спросил Адхи, замечая, как непривычно тягуче и долго он рассуждает, точно древнее усталое существо. В переходе между мирами он сливался единым колебанием сознаний с чередой сияющих линий, отраженных сквозь пространство немой пустоты вечностью переливов. В них звучала песня миров, в них угадывался тонкий зов, сквозь который проступали знакомые и незнакомые голоса. Множество голосов, замирающих и оживающих натянутой струной. Голоса и сердцебиение, тихое трепетание души мироздания. Только сердца родных скиталец так и не услышал, не распознал, не отделил от общей картины.

«Матушка, отец! Живы ли вы, не напало ли на вас вновь племя Огненной Травы?» – тревожился Адхи, ощущая себя чужим среди побоища, среди храбрых солдат и скорбных мертвецов. Их судьбы переплетались гулом бешеных колесниц, где разгоряченные возницы, не видя преград, правят к пропасти. Здесь, в этом чужом мире, схлестнулись разные силы, отрезанные от корней и всеединства разумных созданий, как срубленные деревья или обезглавленные змеи, стремящиеся проглотить собственный хвост.

– Эй, а малец-то весь в крови, – заметил один из солдат. – Ранен, небось.

«Не кровь это! Пока не кровь. Это у меня кожа такого цвета», – вздрогнул Адхи, вспоминая, как отличается от солдат в запыленной зеленой одежде с непривычными вышивками. Не нашлось меж них ни орка, ни эльфа – всюду люди, измученные и оглохшие в исступленной борьбе. Хотелось вернуться домой, в деревню, или хотя бы к кудесникам, к чему-то привычному.

– В крови. Тут все в крови… Ввинчивай винты! – приказывал командир и сам кинулся к громовым орудиям. И он улыбался, улыбался жутким застывшим лицом, обращенным в сторону врагов. Но видел он в них уже не людей, а множество далеких огоньков, мелькание конницы и сабель. А летящие в редут ядра – огромные градины разбушевавшейся непогоды. Так казалось при взгляде на этого коренастого немолодого человека в зеленом кафтане.

«Тебя убьют! Зачем ты так?» – посетовал Адхи, сжимаясь в укрытии, мечтая сделаться совсем незримым и не принимать участия в чужой ожесточенное борьбе. Но он уже оказался среди этих отважных молодцов, в окружении, со всех сторон обложенный неведомыми врагами. И если дверь с Пустыни Теней вывела его в это новое место, если Белый Дракон говорил с ним, значит, в том крылась неизменная высшая цель.

Шаман Ругон и кудесница Офелиса твердили, что Адхи должен сам догадаться, в чем его уникальность, за что его избрали на многие испытания, а не позволили пройти одно в дни посвящения. И, кажется, он почти понимал, почти пробивался за тянущуюся завесу странной тайны, но ответ ускользал под новым шквалом выстрелов.

– Ай! Братцы… Убили меня! Совсем убили, – запричитал один из солдат, падая возле орудия с перешибленной левой ногой. Сапог разворотило, вместе с лоскутами кожи торчали осколки костей. Молодой парень корчился и выл, кусая губы. Он не желал, чтобы его мучительный крик достиг ушей товарищей, он не хотел, чтобы они устрашились такой же участи.