Адхи бросился к раненому, не зная точно, в чем его цель, чем он сумеет помочь. Он попытался исправить рану, сшить края, воздев руки, – Офелиса рассказывала, что некоторые кудесники так умеют. Возможно, его дар заключался в умении исцелять, хотелось в это поверить. Он и впрямь вроде бы видел возле краев раны трепетание разорванных белых линий. Весь мир в тот миг замирал и отступал, оставались только расчерченными сиянием и тьмой очертания предметов. Адхи попытался потянуть за одну из нитей, но неверные руки схватили лишь воздух, а потом все утонуло в новом выстреле, отбросившем к земляному краю редута.

Щит из белых линий закрыл Адхи от прямого попадания осколков, он уцелел, очнулся. А несколько солдат, включая раненного, замерли на земле, распростертые в неестественных позах, как фигуры из глины в руках неумелого мастера.

– Какие будут приказы, ваше благородие? – спрашивали снующие у пушек уцелевшие бойцы, не теряющие боевого запала. Они бились с самого начала этой бойни и уже не видели иного мира, вся их жизнь, наверное, тоже когда-то наполненная покоем, унеслась в далекое прошлое. Они же очутились в отдельном мире забытого редута. Так видел Адхи сквозь белые линии, на грани сознания улавливая мысли и чувства всех и каждого.

«А с кем война? И кто сейчас герои? И на правой ли я стороне?» – сокрушался Адхи, замечая, как солдаты носятся вокруг крупных пушек, зажигая фитили, скрипя колесами, чтобы развернуть орудия.

– Капитан, конница обошла наших с правого фланга! – доложил один из солдат, глядя в длинную трубку со стеклышком на конце. Адхи приметил такие в стане кудесников, с их помощью непостижимым образом приближали далекие расстояния, пусть только для пытливого взора, а не для тела.

– Ударить по неприятелю на правом фланге! – приказал безымянный капитан. В племени орков он бы уже сделался вождем за беззаветную смелость, как решил про себя Адхи.

– Ваше благородие, но тогда мы останемся без защиты с тыла, – дрогнул голос одного из солдат. И словно бы он один боялся, словно бы он один выражал неповиновение.

– Слушай мою команду: развернуть орудия! – неуклонно твердил «его благородие», что бы это ни значило, бравый командир.

«Да он знает, что они все погибнут! Все они знают!» – содрогнулся Адхи, замечая на лицах все те же застывшие улыбки, как будто батарея в окруженном редуте шла на праздник, как будто их встречали грохотом музыки, а не воем снарядов. Будто совсем рядом не кричали раненые лошади, не хрипели умирающие солдаты.

– Огонь! – коротко приказывал командир, пока с другой стороны к редуту все плотнее стягивалась вражеская конница. Она наползала жадной саранчой, которая в жаркие засушливые годы губила траву на плодородных пастбищах. Тогда-то голодные орки на истощавших лошадях кочевали бесприютными сиротами с умирающими стадами, отыскивая свободные от нашествия крылатых вредителей места. Но саранча зачастую опережала их, переносимая потоками ураганных порывов.

И в такие времена на лицах отчаявшихся порой тоже застывал бессмысленный оскал, усиленный вылезшими из десен зубами на фоне осунувшегося лица. Но здесь, под гнетом новой напасти, бойцы не замирали в бессмысленном веселье: они суетились вокруг орудий и переговаривались, порою весело шутя, пусть уже и не слыша собственных голосов, оглушенные воем зарядов, ослепленные клубами дыма.

«Если они погибнут, если я что-нибудь не сделаю, то защитит ли меня щит белых линий?» – испугался Адхи, все более тревожно глядя на то, как с незащищенной стороны подбираются враги. Они подгоняли свои орудия, готовясь смести редут как ненужную преграду. С далекого расстояния страшные люди на бессчетных лошадях и с перьями на шлемах выглядели единым бесконечным монстром, Змеем Хаоса, отраженным сотней черных линий.

Адхи никогда не лицезрел такое количество воинов, хотя еще недавно племя Огненной Травы напоминало ему неотвратимую грозовую тучу, сквозь пыльную пелену которой невозможно пробиться. Но на фоне этого монстра, одного из его несчетных колец, степные захватчики показались бы горсткой сумасбродных глупцов, а племя Адхи – и подавно, хрупким прутиком на ветру. Не спасали от этого зверя ни духи, бессильные в чужом мире, ни храбрые солдаты в редуте. Конница надвигалась с неумолимостью тяжкого мора, под бессчетными копытами еще громче гудела перепаханная земля.

И ведь когда-то здесь, на этом бескрайнем поле незнакомого мира, алели цветы, когда-то вместо перетоптанной глины, щедро сбрызнутой вязкой кровью, зеленела трава, а по небу вместо дыма тянулись легкие перышки облаков. Они и теперь скитались где-то в вышине, где-то колосились поля и медвяно пахли цветы. Но не здесь, не в этот час. Возможно, через несколько лет шрамы земли излечила бы мудрая природа, возможно, вдохнула бы новую жизнь. Заросли бы и шрамы людской памяти. Только кто бы писал эту историю? Лишь победители.

– Противник рассеян! Наши снова наступают! – взволнованно проговорил солдат с длинной трубой, приближающей картинку вдали.

– Заряжай новую! – радостно потрясая кулаками, твердил капитан. И никто из бойцов не оборачивался, никто уже не надеялся вырваться из окружения и пробиться к тем самым своим, которые ныне наступали.

– Почему они сражаются? Почему? – простонал Адхи, не представляя, что ему делать.

«Это всегда происходит. Во всех мирах. И виновен в том не Змей Хаоса. А ты оказался на второй уцелевшей половине твоего расколотого мира. Теперь тебе важнее понять, почему ты здесь. Что привело тебя сквозь коридор белых линий?»

– Не сейчас… – отмахнулся Адхи, сосредоточенно наблюдая за ходом боя. – Белый Дракон, почему ты не можешь остановить их всех? Сказать, чтобы прекратили?

«Потому что я не имею права вмешиваться в судьбы миров. Только хранить их от уничтожения. У меня нет силы и власти изменить саму природу разумных созданий. Тебе же предстоит понять, почему ты оказался именно здесь, почему именно ты», – ответил Белый Дракон.

– Ты знаешь все наперед? Да? Ответь тогда сейчас! – попросил Адхи, вскидывая руки к закопченным небесам.

«Нет, не знаю, не могу знать. И рад, что не ведаю. Я – хранитель, а не тиран», – в последний раз отозвался Белый Дракон, и голос его смолк. Адхи в полной мере осознал, что отныне он вновь один со своей болью, со своими решениями, со своими страхами. Не вел его за руку добрый творец, не окутывали духи-из-скорлупы, только щит белых линий позволял уцелеть, хотя ушибленные ребра ныли и в груди перехватывало от удушающего запаха дыма.

«Делать, я должен что-то делать», – твердил себе Адхи, подползая к краю редута, туда, откуда откатили все пушки, атакуя единым порывом обошедших с правого фланга противников. Здесь, в этом страшном мире с бессчетными армиями, сталкивались лучшие и худшие черты душ. А одинокий орк вновь оказывался лишним, испуганным и нерешительным.

«Я ведь умею открывать «проколы» в другие миры!» – подумал Адхи и сперва едва не рассмеялся от простоты пути к собственному спасению, ведь он мог бы легко сбежать, открыв новый «прокол». Может быть, не в свой мир, но прочь с поля боя, куда-нибудь в лес или в степь. Наверняка и в этом мире существовали свои леса и степи. И, может быть, здесь жили свои степные орки. Или нет… Или все, что уцелело – это кипящий ненавистью островок ярости и боли, закрученная точка пространства, истлевающая в копоти и крови.