начала крениться почти сразу. Старый мир мы благополучно разрушили, новый особого энтузиазма не вызывал. Ну, запустили первый спутник в космос, ну, Гагарин, ну, БАМ… А где копченая колбаса?! Где сыры ста сортов?! Где жвачка?!

Страна героев и мечтателей выдохлась.

Утопия уступила разврату.

Наверху еще пели: «И юный Октябрь впереди!», а внизу на слуху был стишок: «Надоело в России, хочу в США, никто не работает там никогда!»

Что мог предложить советский агитпроп?

В лучшем случае хороший фильм «Вечный зов». В титрах к фильму я бы смело поставил эпиграф: «Бога нет, но вы держитесь!»

Древний Змий одержал победу над молодым драконом и для этого не понадобились пушки и новый Сталинград.

Так какой же приговор будем выносить 70-м? Каким судом будем судить?

Лично я судить не собираюсь. Придумывать какое-то сказочное прошлое тем более не собираюсь – обещал ведь: только правду! Да, мы, ребята 70-х, были первым непоротым поколением XX века. Старшее поколение замаливало свое тяжкое прошлое безудержной любовью к нам, которую мы принимали с тупым самодовольством избалованных эгоистов. Эта слепая любовь и сгубила нас. Слишком была безответной. Предвижу, что многие, услышав подобное, обидятся. Догадываюсь, что обидятся главным образом те, кому эта горькая правда колет глаза. Хорошие люди лишь горько вздохнут. А кто-то лишь пожмет плечами – о чем речь, мил человек? Расскажу лучше историю, которую мне поведал друг.

…В начале 90-х в маленькую псковскою деревеньку въехал грозный американский джип. Остановился возле покосившейся избенки бабы Зины. Баба Зина уже давно жила одна. Когда-то у нее было большое хозяйство: по утрам крепкая еще хозяйка выгоняла в деревенское стадо рыжую корову вместе с дюжиной овец, в хлеву сыто хрюкал боров, во дворе шустро бегали куры, которых оберегал воинственный петух… Теперь в хозяйстве осталась лишь рябая курочка Дуся и неугомонная пегая собачка Тишка. Сын с невесткой бабы Зины померли от пьянства еще в 80-е, остался внук, в котором баба Зина души не чаяла. О чем бы не заходила у нее речь в беседе с соседями, заканчивалась она неизбежно Валериком, внуком.

– Женился, Валерик-то, на городской! Сын у них. Теперь жду в гости на лето. У нас чем не отдых? Юга ихние рази сравняться? У нас и молочко парное, и сметанка, и мед натуральный…

Однако Валерик не приезжал. Дела одолели. И вот… явился. Как этот… «новый русский», про которых так много рассказывали. Машина у него – просто танк американский, плечи – не обхватишь. Приехал с другом. Тот помельче, темненький такой, не шибко разговорчивый, хмурый. Заехали по дороге в Белоруссию, почти случайно, с устатку… Баба Зина бросилась по соседям, у кого яичек выпросила, кто-то сала дал, огурчиков, сметаны… Сама-то она все больше на крупах сидела и не жаловалась. Как она преобразилась в этот вечер!

– Вот теперь и помирать можно! Валерочка приехал, внучок мой! Все глазоньки проплакала, все ждала его, а он приехал, родная моя кровиночка!

Дядя Толя бутылку водки дал. Настоящей, из магазина. Стол богатый получился, как в прежние времена.

Внук с другом выпили, подобрели. Разговорились, но чудно так (потом она рассказывала)

– Ну, как ты тут, бабуль? Еще не устала жить?

– Да как же можно устать, жить то, сынок?

– Можно, бабуль, можно… А другой и хочет жить, а не может – загадочно изъяснялся внук.

– Болеет что ли?

– Ага, болезнь жадностью называется. Но мы ее с Костяном лечим. Да Костя?

– Лечим, – отвечает смурной Костя, – если не в запущенной форме.

Постель внуку и товарищу его баба Зина застелила чистой простынею, дотемна сидела на крыльце, чтоб не мешать.

А утром Валерка сходил с Костей на реку, искупался, и, глотнув наскоро чаю, завел свой чудо-танк с американским флагом. Соседи выползли полюбоваться на заморское диво. Баба Зина как водится заохала, запричитала, потом исчезла в избе… Вышла, прижимая тряпицу к груди, заплаканная.

– Сынок, вот возьми, тебе берегла на свадьбу, а теперь когда еще увидимся. Тут и старые еще, не знаю годятся ли, двести рублей и новые, с пенсии… бумажки-то мятые, не побрезгуй…

Тут хотелось бы всем нам увидеть, как Валерка дрогнул, расплакался и сунулся в свой джип за толстой пачкой американских долларов, но… Врать не буду – он смутился. Что-то в его чугунной голове и каменном сердце прозвучало. Он и сам похоже не понял, что именно. Какой-то забытый голос из далекого прошлого. Но мотор уже громко урчал, хмурый Костя сидел на переднем сиденье и нетерпеливо барабанил пальцами об торпеду. Валера взял бабку за плечи и слегка ее встряхнул.

– Спасибо, бабуль… ты это… не переживай, скоро заеду. С внуком! Ну – пока!

И не глядя на нас прыгнул в машину.

Баба Зина померла года через три, так и не дождавшись. Все вспоминала встречу, рассказывала подробно сотню раз… Курочка Дуся пережила хозяйку, а Тишка погиб в пасти лисы осенью, он любил прогуляться по окрестностям…

Такая вот любовь тоже бывает. Пожалуй, больше ничего об этом не скажу… Додумайте сами.

Глава 10. Горькая правда

В начале 70-х, поутру на скамейке возле торца дома 81 был обнаружен труп мужчины с ножом в сердце. Молва мгновенно разнесла новость: мужика зарезали урки, которые повадились играть в карты на особый интерес. Это когда на кону человеческая жизнь. Например – обыкновенная скамейка. Ее бандиты-картежники выбирают заранее. Кто первый сядет на нее, того проигравший в очко и должен зарезать. Иначе его самого зарежут. Кажется, в 70-е эти ужасы по всей стране пошли на спад.

Я хорошо помню эту скамейку, этот день. Осень. Пасмурно. Туман. На деревянной скамье лежит что-то крупное, выпуклое, страшное, покрытое белой простыней. То, что еще недавно было человеком. Рядом стоят милиционеры, тихо переговариваются. Толпа зевак метрах в двадцати тоже тихо переговаривается. Кажется, мертвый мужик на скамейке не местный. Все произошло ночью. Обнаружила дворничиха. Ее увели под руки домой милиционеры, а вскоре она уволилась. Скамейку потом убрали, поставили другую. Но все равно мы, пацаны, не любили это место, а на скамейку садился разве что не местный.

Рабочие с проспекта Обуховской Обороны жаловались – стало опасно возвращаться со второй смены домой. Особенно в день получки. Нападают стаей, сзади, сбивают с ног, бьют ногами, выворачивают карманы. Озорничают, как говорили прежде, шайки разбойников. Добавлю, разбойникам часто не было и шестнадцати лет. Некоторые днем ходили в школу.

Помню разговор пацанов лет четырнадцати на скамейке роскошным майским вечером:

– Мужик живучий, падла! Серега