Она сжала руки в кулаки, чтобы унять дрожь. И не хотела услышать ответ, потому что подозревала, откуда звучал шепот. Она взглянула на огонь, пламя, казалось, стало выше, чем она помнила. Была ли ее мать права все это время?

Огонь слабо шипел. Его оранжевый свет наполнял дом. Треск становился громче. Языки пламени взметнулись вверх и зажили собственной жизнью, Лорелея отшатнулась от очага.

Крик застрял в горле.

Огонь поднимался все выше и выше.

Ей хотелось убежать, но она в ужасе продолжала наблюдать, как пламя подбирается к крыше дома, ее подбородок дрожал, глаза жгло от слез.

Пламя расползалось.

Огонь поглощал картины матери, изображавшие корабли и моря, по которым они путешествовали.

Лорелея моргнула, и исчез гардероб.

Жизнь, которую она знала, начала превращаться в пепел, и она ничего не могла с этим сделать, она была бессильна против пожара.

Дым заполнял пространство, заставляя Лорелею задыхаться и кашлять.

Она упала на колени, слезы текли по лицу, пока она пыталась подобраться к неподвижному телу матери. Если мать ее чему-то и научила, так это никогда не сдаваться. Лорелея встала на дрожащие колени и склонилась над матерью. Она подхватила ее под мышки и попыталась тащить к двери. Встав на ноги, она дернула, с большим усилием сдвинув тело всего лишь на дюйм. Такого небольшого движения было слишком мало. Она не могла позволить пламени сожрать маму – огонь уже и так поглотил ее разум. Но времени не оставалось. Воможность для спасения собственной жизни неумолимо исчезала.

Сдавленно рыдая, она опустила мать на пол, наклонилась и поцеловала в лоб.

– Прощай, мама, – сказала Лорелея, утирая кровь с её губ.

Не будет больше никаких историй, мечтательных вздохов, мягких прикосновений ее пальцев, заплетающих волосы Лорелеи в косы.

Лорелея поднялась с пола и побежала к входной двери. Она дернула дверную ручку и закричала от боли, когда латунная ручка обожгла ей руку. Пламя приближалось. Оно уничтожит ее за считанные секунды.

Огонь коснулся руки, будто острие меча, обжигая кожу. Она стиснула зубы и ухватила дверную ручку юбками своего платья, не обращая внимания на вздувшиеся волдыри. Затем распахнула дверь и вывалилась на траву, захлебываясь свежим воздухом. Грудь вздымалась и опадала, пока она, кашляя, уползала прочь от горящего дома и всего того, что знала.

Пламя ревело позади Лорелеи. Дом заскрипел и застонал, когда рухнула крыша, но она не стала оглядываться и поползла дальше. Рука болела, будто огонь продолжал жечь, но она продолжала двигаться вперед. И ползла до тех пор, пока трава под ней не превратилась в камни, а земля не исчезла.

Она оказалась на краю обрыва. Лорелея осмотрелась. Глядя, как волны разбиваются о каменистый утес, она позволила себе утонуть в этом звуке, топя в нем рев пламени и сгорающие вместе с домом воспоминания о матери. Рыдания вырвались на свободу. Вцепившись пальцами в землю, она свернулась калачиком, боль от потери нахлынула на нее, унося все глубже, как приливная волна. Лорелея плакала до тех пор, пока глаза не воспалились и не разболелось горло.

Она была виновата в случившемся. Она могла бы предотвратить это. Она могла поверить в рассказы матери о голосах в огне. В тот момент, когда она увидела пиратов в гавани, могла пойти домой и предупредить мать. Она так много могла сделать, но не сделала.

Медленно она подняла голову, блуждая взглядом по волнам, в которых блестели последние капли солнечного света. Вода мерцала и сверкала, как те самые золотые монеты, которые Блэкуотер выложил на барную стойку. Когда взгляд Лорелеи переместился к гавани, что-то привлекло ее внимание. Она прищурила опухшие глаза и увидела, как удаляются коричневые паруса «Костяного Пса». Ее сердце упало. Если бы она не выжидала так долго в подполе, возможно, ей удалось бы пробраться на борт и спрятаться. А затем, с наступлением темноты, подкрасться к Роуву и перерезать ему глотку, пока тот спал.

Этот шанс уже был упущен. Но в гавани по-прежнему стоял другой корабль.

«Стальная Жемчужина».

Каковы были шансы, что Блэкуотер встанет на якорь в гавани в тот же день, что «Костяной Пес»? Он наверняка что-то знал, и, похоже, Роув ему не нравился. Может, если она попросит его, то он поможет.

Нет. Лорелея больше не станет спрашивать разрешения. Она вытерла покрасневшие глаза тыльной стороной ладони. Однажды она подвела свою мать, и больше этого не повторится. Последние слова матери, обращенные к ней, были «когда ты не будешь знать, что делать, моя милая Лори, следуй зову шторма внутри». И прямо сейчас он бушевал внутри нее, голодный зверь, которого следовало накормить. Месть она свершит с холодным сердцем и огнем в глазах, испив ее до последней капли, смакуя как кубок крепкого вина.

Часть вторая

Серебро и золото

Глава 11

Цилла

Перекрестие Костей

Поздний Красновей

«Алая Дева» прибыла на Перекрестие Костей третьей по счету. Цилла предполагала, что они будут последними, учитывая крюк к Затерянному острову, но еще не было экипажей двух кораблей. Возможно, как и Цилла, «Стальная Жемчужина» и «Костяной Пес» тоже стремились запастись козырями, но все же странно, что Кейн до сих пор не явился. Она думала, что, следуя требованиям этикета, он прибыл первым, а его люди уже разбили лагерь и вовсю тренируются, чтобы нагнать ужаса на другие команды.

Путешествие к Перекрестию заставило Циллу пожалеть, что они не задержались на Затерянном острове. Как только они ступили на корабль и губы Роды смогли разомкнуться, темная часть Циллы пожалела, что проклятие длилось так недолго. Как только Рода открывала рот, чтобы высказаться по любому поводу, она не умолкала до тех пор, пока во рту не пересохнет. В море они говорили почти исключительно о наследнице. Сильные аргументы Роды заставляли Циллу съеживаться, но в ее словах была доля правды.

Ты собираешься доверять ведьме, которая ослепила тебя?

Какая разница, что она Шторм?

Это наш шанс наконец править этими людьми. Не позволяй ей отнять его у нас.

Постоянные попытки Роды навязать свои идеи вызывали желание кричать. Цилла была рада покинуть корабль. Рода не решится говорить о наследнице в компании команд с других кораблей. Если станет известно о ее существовании до выстрела стартового пистолета, Испытания будут отменены. Министры Церулианской короны будут решать, что делать.

В ухе Циллы покачивалось перо