Митя проделал все, что посоветовала гид Валентина. Откинул назад спинку сиденья, вытянул из сумки плед, набросил на себя сверху. Действовал, как послушный чужой воле сомнамбула — закрыл глаза, постарался расслабиться и уснуть…

Конечно же, сна у Мити не было ни в одном глазу. Оно и понятно — днем выспался по полной программе. А сейчас ему только и оставалось в окно смотреть да любоваться на польские городки и селения, мелькающие по дороге.

Костелы у них красивые… Как старинные сказочные замки, преисполненные достоинства, заботливо подсвеченные со всех сторон. И всюду — статуи Матки Боски в разных вариациях. И большие, и маленькие. Некоторые бумажными цветами украшены, а некоторые — свежими веночками. На выезде из очередного городка снова мелькнула еще одна Матка Боска в свете фар… Как трогательно…

Митя уснул, когда горизонт окрасился розовой полоской зари. Наверное, совсем ненадолго он спал — очень уж не хотелось реагировать на бодрый голос Валентины:

— Доброе утро, друзья! Сейчас будет очередная остановка, просыпайтесь! Можно будет умыться, позавтракать… Советую вам что-нибудь мясное на завтрак взять, поляки чудесно готовят мясо. Потом еще четыре часа в пути, и наконец прибываем в Берлин! Погода на улице замечательная, я же говорю, что группа попалась не вредная. Просыпайтесь, друзья, просыпайтесь! Посмотрите, какое чудесное, какое прозрачное за окном утро!

Нет, все-таки Валентина — сентиментальная фантазерка. Какое, к черту, прозрачное утро после ночевки в автобусном кресле? Да пусть оно хоть сто раз чудесное и прозрачное, уставшему организму все равно без надобности. Когда тело себя бревном чувствует, а голова трещит…

Митя с трудом разлепил глаза. Не выспался, конечно. Поежился, содрогнулся. И зачем, скажите на милость, надо было с таким оптимизмом орать в микрофон?..

* * *

Погода в Берлине и впрямь была лучше некуда. Солнце шпарило по-летнему, будто за ночь перенеслись из русского сентября в немецкий июль. Хотя специфический запашок осени в городе присутствовал — неуловимо терпкий и грустный.

Берлинский экскурсовод по имени Наташа, улыбчивая бойкая дива в модно-рваных джинсах и кожаной куртке-косухе, шустро повела их по центру нового Берлина, держа над головой маленький желтый зонтик в качестве опознавательного знака. Резко останавливалась, резко начинала говорить, отработанными движениями выбрасывая ладони в нужном направлении. С особенным призывом произносила первую фразу:

— Перед вами памятник жертвам холокоста!

Или:

— Впереди — величественные Бранденбургские ворота!

Или:

— Через десять минут мы подойдем к Рейхстагу! Просьба идти плотной группой, не растягиваться!

Когда вошли в липовое величество Унтер-ден-Линден, Мите вдруг расхотелось идти следом за группой. Сентябрьский бульвар был просто великолепен! Тронутые осенью громадные липы едва пропускали через себя медовый солнечный свет, и от того листья казались не зелеными и не желтыми, а будто растерявшимися в этом цветовом промежутке — такая нежная акварель, глаз оторвать невозможно…

Митя поискал глазами Валентину, подошел, тихо сказал ей на ухо:

— Я отстану от группы, подойду прямо к автобусу. Не теряйте меня.

— Ой, да что вы! — глянула она на него удивленно. — Экскурсия же только началась. Мы еще в Трептов-парк пойдем! А погулять успеете в свободное время.

— Да я был в Берлине.

— А, ну тогда другое дело. Не опаздывайте, выезжаем ровно в шесть от того же места, где вас высадили! Найдете?

— Конечно.

— Что ж, гуляйте…

Валентина побежала догонять группу, а Митя присел за столик ближайшего уличного кафе, расположившегося под липами. Тут же подскочил официант, совсем с виду юный, белобрысо-вихрастый, залопотал по-немецки.

— Бир! Хочу хороший немецкий бир! — с улыбкой сообщил Митя официанту, для наглядности изобразив руками и губами, будто пьет пиво из кружки. Смешно, наверное, получилось.

— Может, к пиву колбаски горячие подать? — на чистом русском языке спросил официант, не дрогнув бровью. И тут же пояснил вежливо: — Я десять лет в Германии живу, но русский язык не забыл, конечно же…

— О, земляк, значит! Приятно. А прости за любопытство — ты откуда? Ну, из какого российского города?

— Мы раньше в Казахстане жили, в Степногорске. Потом родители сюда переехали по программе переселения.

— А, понятно. Ну и как тут?

— Нормально…

— А как тебя зовут?

— Питер… То есть Петр по-русски. Так вы колбаски будете или нет?

— Буду, Петр, буду. И кофе еще. Только ты мне пиво самое хорошее принеси, по блату, ага?

— У нас плохого пива не бывает. Вы какое любите, светлое или темное?

— Лучше светлое.

— Тогда «Хеллес»…

— А со мной не посидишь за компанию?

А, Петь?

— Да я бы с удовольствием, но не могу. Хозяин не одобрит. Сами понимаете.

— Ладно, брат, извини… Ты прав, работа прежде всего. У меня раньше тоже так было — работа прежде всего. Да, все у меня было… А сейчас… Ладно, неси свой «Хеллес», Петя. Напьюсь и буду искать жизнь под липами. Хорошо тут у вас…

Мальчишка удалился, унося в глазах недоумение. Наверное, озадачился его странными откровениями насчет работы. А Митя поднял голову, взглянул на деревья, усмехнулся. Надо же, как сказал красиво — искать жизнь под липами! Цветом листьев навеяло, что ли? Они ж тоже зависли цветом в неопределенности — меж зеленью и желтизной. Между жизнью и смертью. Разница лишь в том, что у них будет весна, будет новая жизнь… А у него? Ни жизни, ни смерти не будет? Одна маетная неопределенность — ни там ни сям? А если так и зависнет в неопределенности? Навсегда? Нет уж, не приведи господи…

Не прошло и десяти минут, как официант Петя принес пиво и колбаски. Шустро поставил все хозяйство с подноса на стол, пожелал приятного аппетита.

— Кофе сейчас нести или позже?

— Позже, брат, позже. Я тут у вас долго сидеть буду. Уж больно место хорошее.

Петя важно кивнул, улыбнулся. Зачем-то добавил тихо:

— У нас пиво всегда только свежее. И колбаски очень вкусные. Пробуйте, пока горячие. Сейчас народу мало пока, в обед все столики будут заняты.

И ушел торопливо, застеснявшись, будто сказал лишнего. Хороший пацан. Жаль, не удалось посидеть, потрепаться «за немецкую» жизнь.

Пиво оказалось вкусным до умопомрачения, колбаски тоже в качестве не уступили, хрустели нежно поджаренной корочкой. Ни к чему не придерешься.

В голове от пива у Мити слегка зашумело, липовые листья тоже чуть шелестели под легкими порывами ветра. Мимо столиков кафе туда-сюда текла толпа, несуетливая, самодостаточная. Немцы — они вообще не суетливые, идут не торопясь и с достоинством, прямо перед собой смотрят. Вот бы тоже быть немцем, подумал Митя, несуетливым, самодостаточным… На страсти всякие полностью-абсолютно непробиваемым… Чтобы работа, дом, жена порядочная, пиво с колбасками…