Нетвердой походкой она направилась по металлической палубе к двери, покачиваясь на тонких каблуках. Я смотрела ей вслед: худая, сплошные жилы. По словам Роуэн, бессердечности в этой женщине куда больше, чем веса.

– А вы? – спросила я, догоняя Тину. – Хорошо вчера провели время?

Она резко остановилась, придерживая тяжелую дверь.

– Что, простите? – Тина обернулась, сверля меня злобным взглядом.

– Я… – Ее ярость поразила меня, и я запнулась. – Я не хотела… я просто спросила…

– А я советую вам перестать спрашивать и держать свои намеки при себе. Вы же умная девушка, в нашем деле не стоит заводить врагов.

Тина отпустила дверь, и та за ней захлопнулась.

Я покачала головой и собралась с мыслями. Надо вернуться к себе и спрятать единственную имеющуюся улику.

Уйдя с Нильссоном, я заперла каюту, но только теперь, осторожно спускаясь по лестнице к каютной палубе, я увидела уборщиц с пылесосами, тележки с полотенцами и бельем и поняла, что не повесила на дверь табличку «Не беспокоить».

Каюта была вычищена до блеска. Раковина отмыта, стекло протерто от соленых брызг, даже мои грязные вещи и порванное вечернее платье куда-то исчезли.

Я пошла прямиком в ванную, к ровным рядам косметики и средств для умывания.

Где же она?

Все остальное на месте: помада и блеск для губ, зубная паста, увлажняющий крем, средство для снятия макияжа, наполовину использованная упаковка таблеток… Туши нет. Розово-зеленый тюбик исчез. Может, под стойкой, в мусорной корзине? Нет, ничего.

Я обыскала всю спальню, заглянула во все шкафчики, под все стулья. Куда она делась? Куда?

Садясь на кровать, закрыв лицо руками, я уже знала ответ. Тюбик туши – единственное, что связывало меня с пропавшей девушкой, – исчез.

Я старалась не поддаться панике.

Кто-то был в моей каюте.

Тот, кто знал.

Знал, что́ я видела, что́ я слышала и что́ я сказала.

Мини-бар пополнили, и мне вдруг ужасно захотелось выпить, но я отбросила эту мысль и стала ходить взад-вперед по каюте, которая еще вчера казалась очень просторной.

Здесь кто-то был. Кто?

Меня переполняло желание закричать, убежать, спрятаться под кроватью и не выбираться оттуда, однако бежать было некуда, по крайней мере до Тронхейма.

Ссутулившись у туалетного столика, я посмотрела в зеркало и увидела свое побелевшее вытянутое лицо. Дело было не только в недостатке сна. От изнеможения под глазами залегли темные круги, но и в самом взгляде было нечто, от чего я замерла, – страх, как у загнанного в нору зверя.

Из коридора донеслось гудение – шла уборка. Сделав глубокий вдох и выпрямившись, я открыла дверь и выглянула в коридор, где шумел пылесос. Ивона, польская горничная, с которой меня познакомили внизу, убирала каюту Бена.

– Извините! – Я постаралась обратить на себя внимание, но Ивона не услышала. Я подошла поближе. – Извините!

Она подскочила и обернулась, держа руку на сердце.

– Простить! – тяжело дыша, пробормотала она, выключив ногой гудящий пылесос. На Ивоне была темно-синяя форма, как и у остальных горничных, лицо с крупными чертами раскраснелось. – Я пугаться.

– Извините… Хотела спросить: вы убирали мою каюту?

– Да, уже убрать. Что-то не так?

– Нет, очень чисто, просто замечательно. Вы случайно не видели там тушь для ресниц?

– Тушь для?.. – непонимающе переспросила Ивона. – Что это?

– Тушь. Такая штука для глаз. – Я сделала вид, будто крашу ресницы, и она догадалась.

– А! Да, знаю, – ответила Ивона и добавила что-то еще – то ли так по-польски называется тушь, то ли она хотела сказать, что выбросила ее в мусорное ведро, – но я все равно усердно закивала.

– Да, да, в розово-зеленом тюбике. Как вот… – Я хотела найти картинку в «Гугле» и достала телефон, однако вай-фай по-прежнему не работал. – Вот черт… ладно. Розово-зеленый. Вы его видели?

– Да, видела вчера, когда убирать.

– А сегодня?

– Нет. – Ивонна покачала головой и нахмурилась. – В ванной не находить?

– Нет.

– Простите. Я не видела. Могу попросить у Карла, стюардесса…э-э…как сказать… купить новая?

Ивона с трудом подбирала слова, вид у нее был взволнованный, и я вдруг представила, как это выглядит со стороны: обезумевшая женщина практически обвиняет горничную в краже туши для ресниц. Покачав головой, я коснулась ее руки.

– Извините. Это не так уж важно. Только не беспокойтесь.

– Нет, важно!

– Нет, честное слово. Я, наверное, сама засунула ее в какой-нибудь карман.

Но я-то знала правду. Тушь исчезла.

Вернувшись в каюту, я заперла дверь, накинула цепочку и подошла к телефону. Нажала ноль и попросила соединить с Нильссоном. Последовало долгое ожидание с фоновой музыкой, после которого женщина – судя по голосу, Камилла Лидман – снова заговорила:

– Мисс Блэклок? Спасибо за ожидание. Соединяю.

Послышался щелчок, затем потрескивание, и раздался низкий мужской голос:

– Да? Йоханн Нильссон, чем могу помочь?

– Тушь пропала, – сразу выдала я.

Нильссон молчал, перебирая записи в своей мысленной картотеке.

– Тушь, – не выдержала я. – Я вчера вам говорила, ее мне дала женщина из десятой каюты. Разве это не доказывает мою правоту?

– Я не пони…