Выгнув шею, я взглянула на указанных Янссоном женщин. Он прав. Ни одна из них даже отдаленно не напоминала ту девушку. Хотя Джамила стояла, ссутулившись и наклонив голову, я узнала в ней азиатку из каюты, мимо которой мы проходили. Наверное, из Пакистана или Бангладеш, миниатюрная, ростом метра полтора. Ингрид же была скандинавкой, крупной и сантиметров на пятнадцать выше меня. Заметив мой взгляд, она уперла руки в бока, словно готовясь отразить мою атаку, однако я понимала, что такая поза кажется угрожающей и агрессивной только из-за роста Ингрид.

– Ладно, – сказала я. – Извините за беспокойство.

– Tack[4], Отто. – Нильссон пошутил о чем-то на шведском, рассмешив повара. Тот похлопал приятеля по спине и ответил на шутку – Нильссон захохотал так, что затрясся живот. Подняв руку, он попрощался с остальными работниками: – Hej då![5] – и вывел меня в коридор.

– Прошу прощения, – бросил Нильссон через плечо, когда я шла за ним к лестнице. – На судне официальным языком считается английский, и мы не говорим на других языках в присутствии гостей, но в данных обстоятельствах… – Он замолк, и я кивнула в ответ:

– Ничего страшного. Зато люди поняли, о чем их спрашивают, и не чувствовали себя неловко.

Мы опять прошли мимо кают членов команды, и я заглянула в несколько открытых дверей – тусклые тесные комнаты снова меня поразили. Не представляю, как можно проводить неделю за неделей, месяц за месяцем в пространстве без окон. Видимо, Нильссон понял мое молчание, потому что сказал:

– Маловаты, да? Сотрудников всего человек десять, не считая экипажа, так что нам не требуется много места. На лайнерах конкурирующих компаний каюты еще теснее.

Я не озвучила свои мысли – о том, что поражала не теснота, а то, насколько мрачными и душными были эти комнаты по сравнению с каютами наверху. Конечно, они были не хуже тех, что на паромах, курсирующих через Ла-Манш, даже немного просторнее. Огорчала именно разница между богатыми и бедными, современный вариант системы «вверх и вниз по лестнице»[6] в действии.

– Все живут по несколько человек в каюте? – спросила я, когда мы прошли мимо очередной комнаты с открытой дверью – один человек одевался, а другой храпел на соседней койке.

Нильссон покачал головой:

– У младшего обслуживающего персонала, то есть у горничных и младших стюардов, каюты общие, а у старших сотрудников – отдельные.

Мы подошли к лестнице, ведущей на верхнюю палубу, и я медленно поднялась наверх, держась за поручни и глядя на широкую спину Нильссона. Он открыл дверь, разделяющую пассажирскую часть судна от рабочей, и, когда мы вышли, закрыл ее.

– Извините, что поиски не принесли результата. Я надеялся, что одна из этих девушек окажется той самой, которую вы видели, и вы перестанете волноваться.

– Послушайте… – Я провела рукой по лицу, задев грубоватый заживающий шрам на щеке. – Я не уверена, что…

– Идем дальше, давайте поговорим с Евой, – уверенно сказал Нильссон, а затем повел меня по коридору к очередной лестнице.

Корабль перекатывался с одной волны на другую, и спина под рубашкой покрылась холодным липким потом. На мгновение я задумалась, не сбежать ли к себе в каюту. Меня беспокоила не только головная боль. Надо было дочитать материалы из пресс-пакета и начать статью, которую Роуэн будет ждать от меня по возвращении. Наверняка Бен, Тина, Александр и остальные делают записи, отправляют в свои издания заметки, читают в Интернете про Буллмера и устраивают съемки.

Но я взяла себя в руки. Как бы мне ни хотелось получить повышение в «Велосити», есть дела и поважнее.

Мы нашли Еву в приемной спа-салона на верхней палубе, тихой и красивой комнате. Когда мы открыли дверь, ветер всколыхнул длинные шторы. Стеклянные стены выходили на палубу, и после тускло-бежевых пещер в нижней части судна комната казалась ослепительно-светлой.

Нас с Нильссоном встретила поразительно красивая темноволосая женщина лет сорока пяти с золотыми серьгами-кольцами в ушах.

– Йоханн! – с радостью воскликнула она. – Чем могу помочь? А это, должно быть…

– Ло Блэклок, – протянула я руку. Вырвавшись из тесных коридоров рабочей части корабля и ощутив свежий ветерок, я сразу почувствовала себя лучше.

– Доброе утро, госпожа Блэклок.

Я пожала протянутую руку – у Евы была крепкая хватка, худые, но сильные пальцы. По-английски она говорила прекрасно, почти так же хорошо, как та девушка, но это была не она. Ева старше, а ее прекрасно увлажненная кожа выдавала человека, который много времени проводит на солнце.

– Чем я могу вам помочь?

– Извините. Я кое-кого ищу…

– Прошлой ночью мисс Блэклок видела женщину, – пояснил Нильссон. – В соседней с ней каюте. Лет под тридцать, длинные темные волосы и бледная кожа. Мисс Блэклок услышала какой-то шум и встревожилась; мы хотим убедиться, не был ли это кто-нибудь из сотрудников.

– Увы, это была не я, – ответила Ева, довольно по-доброму в отличие от девушек под палубой, в чьих голосах слышались оборонительные нотки. Усмехнувшись, она добавила: – Честно говоря, мне уже давно не тридцать. Вы говорили со стюардессами? У Ханни и Биргитты темные волосы, и они примерно такого возраста. И Улла тоже.

– Да, мы с ними уже говорили, – сказал Нильссон. – И собираемся поговорить с Уллой.

– Она ни в чем не провинилась, – добавила я. – В смысле, эта женщина. Я просто волнуюсь за нее. Если вы знаете кого-то, кто подходит под описание…

– Прошу прощения, что ничем не могу помочь, – покачала головой Ева. Она обращалась прямо ко мне и, похоже, на самом деле сожалела, такого искреннего беспокойства не проявлял еще никто из тех, с кем я говорила. Между ее идеально выщипанных бровей пролегла морщинка. – Мне правда очень жаль. Если я что-нибудь узнаю…

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Спасибо, Ева, – сказал Нильссон и направился к выходу.

– Не за что. – Ева проводила нас до двери. – Увидимся позже, госпожа Блэклок.

– Позже?

– На одиннадцать утра назначены спа-процедуры для женщин, это указано в расписании в пресс-пакете.

– Спасибо, – повторила я. – Тогда до встречи.

Уходя, я виновато подумала о непрочитанных страницах пресс-пакета, оставшегося в моей каюте. Что еще я упустила?

Через спа-салон мы вышли на палубу; я не удержала дверь, и та распахнулась на ветру, стукнувшись о резиновую подпорку, которую установили явно для подобных случаев. Нильссон закрыл за мной дверь, а я, подрагивая от порывов холодного бриза, подошла к поручням.