Градов идеально чувствовал свое тело – каждую мышцу, каждый сустав, он не делал ни одного лишнего движения. Он почти преуспел…

А потом Роман почувствовал кое-что неладное – и опасно знакомое. Оно начиналось зудом где-то в центре груди, сначала легким, но быстро набирающим силу и поднимающимся вверх. Так обычно приходили приступы сухого кашля, оставленные ему болезнью. В первое время они случались часто, наваливались, душили. Однако в этом случае Роман как раз строго следовал предписаниям врачей, и становилось легче.

Приступы стали совсем редкими, и уж точно один из них не должен был нагрянуть сейчас. Однако, похоже, ускорившееся дыхание и обилие пыльцы вокруг сыграли с Романом злую шутку. Он подавлял кашель сколько мог, он двинулся вниз, не добравшись до вершины, но приступ сдержать так и не сумел. И дорого заплатил за попытку: все-таки вырвавшись, кашель оказался намного сильнее, чем обычно. Из тех приступов, которые душат, застилают глаза слезами, отзываются в мышцах болезненными спазмами.

В любой другой ситуации это было бы пусть и неприятно, но терпимо, а здесь, на высоте, обернулось ловушкой. Когда начался приступ кашля, Роман почувствовал, что теряет опору – и его тянет к себе пустота. Он растерялся, поддался испугу, сделал первое, что велели инстинкты: рывком перенес корпус вперед и обеими руками обхватил ствол дерева. Падение это действительно остановило – но и даром ему не прошло. Боль вспыхнула резко, она ослепляла, отнимала силы и еще больше усиливала приступ. Она оказалась настолько сильной и неожиданной, что Роман никак не мог понять, откуда она вообще. А потом разглядел – именно увидел, потому что ощущалась она так, будто горела по всему телу.

Правой рукой он напоролся на торчащий из дерева сук, да так сильно, что ладонь пробило насквозь. Теперь по коже ручьями струилась вишневая кровь, а из центра раны, насмешливо небольшой, торчал кусок сухого дерева.

Когда Градов сообразил, что произошло, раздражение на какой-то миг даже перекрыло боль. Доигрался! Покалечился на ровном месте, так глупо… Вот и как это объяснить? Роман понимал, что правда ему чести не делает, придется что-нибудь соврать…

Но этим можно будет заняться позже, ничего еще не закончилось. Он прекрасно понимал, что рана выглядит относительно безобидной только на первый взгляд. Пока не очевидно, что там было задето, целы ли все кости. Крови было не очень много, но это до тех пор, пока деревяшка внутри. Если ее достать, вполне может хлынуть фонтан, а сильное кровотечение – беда, любая медицинская помощь сейчас слишком далеко.

Ладно, сам облажался, сам и выбраться должен. Роман всю жизнь по этому принципу прожил, так что нынешняя ситуация его не пугала. Он убедился, что ветки, в которые он упирается ногами, в ближайшее время не обломаются, прижался всем телом к стволу, чтобы освободить левую руку, и достал из-за пояса нож. Теперь ему нужно было подрезать ту злосчастную ветку, которая пробила его руку, и вместе с ней спуститься на землю. Он пока не думал о том, что спускаться порой сложнее, чем подниматься, для начала следовало выполнить первый пункт плана. Рабочей у него была правая рука, левая двигалась не так уверенно, а тут нужна тонкая работа – подпилить ветку, не задев при этом собственную кожу. Поначалу у Романа получалось, но потом он невольно двинул правой рукой, совсем чуть-чуть, однако за этим легким движением последовала такая волна боли, что перед глазами на секунду потемнело. Он не вытерпел, дернулся, и опора все-таки ушла из-под ног. Роман попытался удержаться на дереве, как в прошлый раз, вслепую, но ничего не вышло.

Все произошло настолько быстро, что он ни на что не мог повлиять. Была новая боль, мир закружился, зашумел вокруг него – треском ломающихся веток, шелестом хвои и отчаянными ударами его собственного сердца. Кажется, он даже крикнуть не успел, потому что резкий удар вышиб из него остатки воздуха – столь негостеприимно его приняла земля.

Он должен был потерять сознание. Он понятия не имел, почему не потерял, а застыл где-то на сумрачном приграничье: перед глазами нависла серо-багровая пелена. Градов плохо чувствовал собственное тело, все заглушала боль. Но он не отключился, он знал, что очень скоро разум прояснится.

Он ждал этого момента с ужасом.

Роман помнил, что земля здесь устелена плотным ковром сосновых игл – и это хорошо, это смягчило падение. Но помнил он и то, что среди игл то и дело поднимались твердые щупальца корней. Если он угодил позвоночником на такую вот деревянную петлю, это конец. Это даже хуже, чем смерть, и тогда он никого на помощь не позовет, потому что жить дальше в парализованном теле ему не хотелось. И все из-за какой-то нелепой случайности, ошибки, небрежности… Но люди порой из-за такого умирают, время назад не отмотаешь, даже если ситуация кажется слишком глупой, чтобы завершиться трагедией.

Он прикрыл глаза и заставил себя сосредоточиться на дыхании. Вдох, выдох. Медленно. Сначала просто дышать, успокаивать испуганное сердце, потом только – прислушиваться к собственным ощущениям. Эта импровизированная медитация помогла, очень скоро Роману удалось заглушить мысли о смерти и вернуться в настоящий момент.

Первым открытием стало то, что руки и ноги двигались, с болью, но свободно. Да и под спиной Роман ничего твердого не чувствовал – получается, он упал на ту часть лесной земли, где корней не было. Хоть в этом повезло идиоту неуклюжему!

Боль тоже была пусть и сильной, но терпимой. Она гудела роем потревоженных пчел в голове и пульсировала пламенем в руках. В обеих руках! Роману не хотелось видеть, что еще с ним случилось, но и валяться здесь, ожидая непонятно чего, он больше не мог. Открыв глаза, он обнаружил, что небо начало темнеть, из-за пасмурной погоды темнело даже раньше, чем обычно. Если он останется здесь в темноте, ни к чему хорошему это не приведет.

Так что Роман сжал зубы и заставил себя подняться, хотя это отозвалось новой волной боли в руках. Он на секунду замер, дожидаясь, пока отступит головокружение, и наконец разглядел, что с ним случилось. Да уж, день определенно запомнится…

Градов старался не зря: когда он упал, подпиленная ветка переломилась в нужном месте, из раны не выпала и все еще блокировала кровь. Однако шевелить пробитой насквозь рукой оказалось невозможно, он и пытаться больше не стал.

Левая рука двигалась чуть лучше, но за эти движения приходилось платить чудовищной болью, потому что при падении он содрал кожу почти со всей ладони – и