— Мне так не кажется.

— И напрасно, — безапелляционно отозвался он. — Рейнолдсобязательно заметит сходство и, естественно, предположит, что вы…

Он помедлил, чтобы выбрать наименее оскорбительное изопределений Рейнолдса его бывшей жены.

— ..так же доверчивы, как она.

У Слоан сложилось весьма неприятное впечатление, что он ужепришел к какому-то решению и теперь пытается заставить ее действовать позаранее выработанному и отнюдь не приемлемому для нее плану.

— Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я всяческиподтверждала его не слишком приятное впечатление о моем интеллекте?

— Если сумеете.

— И поскольку вам заранее было известно мое отношение квашим низким интригам, вы решили молчать до самой последней минуты?

— Совершенно верно, — нагло брякнул он.

Слоан прислонилась головой к спинке сиденья и, закрыв глаза,почувствовала искреннюю жалость к себе. За что ей все это? В чем онапровинилась?

— Потрясающе! Просто фантастика!

— Послушайте, Слоан, вам дали задание, и вы должны выполнятьего, а не выставляться перед Рейнолдсом. Так ли уж необходимо, чтобы он вамивосхищался, или все-таки можно обойтись и без этого?

Слоан больно прикусила губу и съежилась при мысли опредстоящих неделях унижения и позора.

Наконец машина подъехала к роскошной вилле в итальянскомстиле, с подъездной аллеей, вымощенной плитняком, и огромными воротами изкованого железа.

— И последнее, — поспешно проговорил Пол. — Знаю, как этотрудно, но вы обязаны скрыть свою ненависть от Рейнолдса. Он отнюдь не глуп идолжен убедиться, что вы в самом деле хотите примирения. Сумеете притвориться?

— Вероятно. Во всяком случае, практиковалась.

— Интересно, каким образом? — без усмешки осведомился он,сворачивая на аллею.

— Стояла перед зеркалом, думала обо всех гадостях, которыеон сделал, и при этом улыбалась, убеждая себя, что все прекрасно.

Пол громко рассмеялся и крепко, дружески стиснул ее руку,прежде чем опустить боковое стекло и положить палец на кнопку на медном ящичке,укрепленном на каменном столбике перед входом.

— Ну, — скомандовал он, многозначительно кивая на крохотныйстеклянный глазок, — улыбку на тридцать два зуба перед камерой!

С этими словами он нажал кнопку.

— Кто там? — раздался мужской голос.

— Слоан Рейнолдс и Пол Ричардсон. Ворота медленноразъехались в стороны.

Вызывая в воображении эту минуту, Слоан неизменнопредставляла, как распахивается тяжелая дверь и на пороге возникает отец.Поэтому и постаралась принять приветливый, но не слишком заинтересованный вид.И это ей, можно сказать, удалось, да только все усилия пропали даром, посколькугостей встретил высокий седовласый дворецкий, выглядевший таким же дружелюбным,но куда более сдержанным, чем Слоан.

— Добрый день, мисс Рейнолдс. Здравствуйте, мистерРичардсон, — приветствовал он их приятным баритоном с едва заметнымскандинавским акцентом. — Вас уже ждут.

Прошу следовать за мной.

Он повел их по широкому, выложенному изразцами коридору сарочными входами по обеим сторонам, ведущими в бесчисленные просторные комнаты,обставленные европейской антикварной мебелью. В дальнем конце коридоранеожиданно открылась дверь, и Слоан впервые в жизни увидела своего отца. Оншироким шагом устремился навстречу гостям. Помня об инфаркте и о внезапномжелании отца как можно скорее примириться с дочерью, Слоан ожидала увидетьперед собой согбенного под грузом вины, осунувшегося старца, но перед нейпредстал высокий, стройный загорелый красавец.

— Слоан! — выдохнул он, простирая вперед руки. Слоанмеханически протянула свою для рукопожатия. Но Картер накрыл ее пальцы ладонямии заглянул в глаза. — Боже, ты так походишь на Кимберли, что, кажется, времяповернуло вспять! — Он тепло улыбнулся и добавил с очевидной искренностью:

— Спасибо, что решилась приехать.

Слоан трясло от нервного напряжения, но голос звучал наудивление спокойно:

— Знакомьтесь, это мой друг Пол Ричардсон.

Мужчины пожали друг другу руки, и Картер, казалось мгновеннопозабыв о Поле, вновь взглянул на дочь.

— Сам не знаю почему, — смущенно признался он, — япредположил, что ты приедешь с подругой. Нордстром приготовил две спальни, ноесли…

— Нет-нет, все в порядке, — поспешно заверила девушка.

Отец мгновенно расплылся в широкой улыбке, и Слоанпоказалось, что он доволен скромностью дочери, не пожелавшей делить постель сосвоим «приятелем» под крышей родительского дома. Она сама не поняла, какимобразом он умудрился дать ей это понять, и снова напомнила себе, что его мнениедля нее не стоит гроша ломаного.

— Нордстром позаботится о вещах, — сообщил Картер, — а выидите за мной. Твоя сестра и прабабка ждут н солярии.

Не успели они сделать и двух шагов, как откуда-то возниктощий человечек лет тридцати пяти с редеющими волосами и в очках вметаллической оправе, со стопкой бумаг в руках. Очевидно, он не сразу заметилгостей, поскольку был с головой погружен в чтение какого-то документа. Картеростановил его и представил Слоан и Полу.

— Это Гэри Дишлер, мой помощник и правая рука. Еслипонадобится что-то, немедленно зовите Гэри. У него есть волшебная палочка.

Гэри, очевидно, понял, что с вновь прибывшими не стоитособенно церемониться.

— Пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне в любое времядня и ночи, — раскованно предложил он. — Я здесь что-то вроде мальчика напосылках и мастера на все руки.

Солярий оказался огромной восьмиугольной комнатой в глубинедома, где росли, цвели и распускались деревья и тропические растения, апосредине был устроен крошечный китайский мостик над миниатюрным ручейком. Угоршков с экзотическими цветами и под решетками, увитыми лианами и розами,стояли плетеные диванчики, заваленные мягкими подушками. Около мостика, средиплакучих ив и белых орхидей, сидели две женщины, наблюдавшие за приближениемгостей. Слоан собралась с мужеством перед первой встречей, такой же странной иненужной, как и ее приезд в этот дом.

Подойдя ближе к сестре. Слоан поняла, что газетные снимки немогли передать красоту кремовато-розовой кожи Парис, ее карих глаз в пол-лица итемных блестящих волос, рассыпанных по плечам. Девушка казалась живымвоплощением безупречного стиля и элегантности. Полотняное платье цвета зеленогонефрита, с узкой юбкой и широкими рукавами на манжетах, отделанное золоченымипуговицами, изумительно ей шло. Прямая и молчаливая, со сложенными на коленяхруками, сжимавшими альбом для рисования, она смотрела на сестру, ничем невыдавая бушевавших в ней эмоций.