Я полагаю, именно поэтому Алексей Панькин и не пришёл на открытие своей собственной выставки, как всякий нормальный и правильный художник. Чтоб не объяснять, что он хотел сказать: всё сказано скульптурами, как надпись Понтия Пилата на кресте, которую он прокомментировал: «Quod scripsi, scribsi» — «Что написал, то написал». Именно поэтому она и называется "Дом родной ему песенка о майском жуке" — это плач-воспоминание об утраченном доме, когда его больше нет, никогда больше не будет и некуда больше пойти. Теперь новые идеалы, новое прекрасное, и неважно, нравится или не нравится — любуйся на безголовую безрукую растопырку, теперь она — красавица.

22.12.2020. Татаринцевы в ILONA-K: добротное дежавю

В недавно открывшейся галерее ILONA-K artspace представлен репрезентативный обзор объектов Ольги и Олега Татаринцевых. Сама галерея располагается на 2-ом и 40-м этажах золотой башни "Меркурий" в Москва-Сити. По оснащённости и качеству пространства эта галерея взяла уровень галерей Ларри Гагосяна, галерей Арне Глимчера и знаменитого лондонского White Cube Джея Джоплина. Как и положено первоклассной галерее, был выпущен бумажный каталог, посвященной выставке Татаринцевых, которую назвали "Утопая в цифрах".

Пара соображений о реалиях современного арт-процесса

Неосведомлённым зрителям, считающим искусством Шишкина и Айвазовского, и непривычным к современному и ультрасовременному искусству, будет непросто понять высказывания достаточно зрелых пятидесятичетырёхлетних художников. Но для людей, понимающих современное искусство, знающих его генезис и динамику, следящих за центрами мирового искусства — Нью-Йорком, Лондоном и Гонконгом/Шанхаем, — эта репрезентация Татаринцевых вызывает интерес.

Во-первых, видно, что Россия из глубокой периферии мировой системы искусства, коей она являлась с конца 1920-х годов до конца 2010-х, превращается в одну из локаций, где местные процессы уже не отстают тотально от мировых, но идут примерно вровень — как, скажем, с мобильной связью и IT-технологиями. В самом деле, после всплеска русского авангарда в начале XX века, который ценится и стоит серьёзных денег во всём мире, наступил почти столетний застой, когда Россия перестала представлять всякий интерес для западных и восточных ценителей современного искусства. Из сотен выехавших на Запад художников российского происхождения только нескольким удалось добиться хоть какого-то признания на Западе — это Илья Кабаков, за ним с большим отрывом идут Юрий Купер, Михаил Шемякин и Гриша Брускин. Некоторым особняком стояли Комар и Меламид, а также Эрнст Неизвестный. Но никто из них не стал культурным событием, таким как, скажем, Жан-Мишель Баскиа или Фрэнсис Бэкон. Ни один из них не приблизился к уровню доходов Дэмиена Хёрста или Джеффа Кунса, состояния которых измеряются сотнями миллионов долларов.

Российское искусство выглядело достаточно провинциально и убого на фоне процветающих художников США и Западной Европы. Некоторый всплеск интереса к московскому концептуализму быстро погас, потому что искусство сегодня — это не творчество одинокого таланта, ждущего вдохновения и музу с поллитровкой, а система производства объектов искусства, где художник — лишь один из элементов жёсткой и жестокой структуры, в которую входят также коллекционеры, музеи, галереи, аукционные дома, арт-критики, кураторы, профильные СМИ и интернет-ресурсы. Россияне недопонимают, что серьёзное современное искусство стоит очень серьёзных денег, и коллекционеры, приобретающие арт-объекты, не хотят терять деньги, если стоимость этих произведений упадёт. Наоборот, они хотят, чтобы стоимость произведений искусства росла и опережала инфляцию. А это возможно только при жёсткой системе производства арт-объектов, их оценке и институте формирования и отслеживания цены на эти объекты вместе с провенансом, то есть с историей владения объектами.

Во-вторых, в России сформировалось поколение как художников, так и галеристов и коллекционеров, которые в состоянии производить, выставлять и приобретать современное искусство. К знаковым событиям этого процесса можно причислить открытие "Гаража" Дарьи Жуковой, появление Галереи Гари Татинцяна, привозящего первоклассных западных художников, создание арт-пространств "Стрелка" и "Винзавод", создание коллекции Stella Art Foundation с работами знаковых западных и российских художников, проведение Cosmoscow Маргариты Пушкиной, и, будем надеяться, открытие галереи ILONA-K в самом центре деловой жизни Москвы.

Арт-дилер номер один в мире, американец Ларри Гагосян, издаёт Larry's List, онлайновый журнал-рассылку. Этот журнал ежегодно печатает список Топ-200 мировых коллекционеров. За относительно небольшие деньги можно у Ларри приобрести базу данных, в которых будут указаны контактные данные коллекционеров; к счастью коллекционеров и к несчастью художников и галеристов эти данные неактуальны, связаться с богатым ценителем прекрасного будет невозможно. Продажа произведения искусства — это таинство, это тихие переговоры на ушко, в результате которых у картины или скульптуры появляется на стенке рядом с подписью красный кружочек, означающей "продано". На Западе и на Востоке тысячи коллекционеров, в России счёт пока идёт на десятки.

Ольга и Олег Татаринцевы идут нога в ногу с мировыми тенденциями в искусстве. Они, следуя мейнстриму, хотя сделать высказывание на актуальные политические и социальные темы — эпидемия COVID-19, бессмысленность оружия при наличии вируса-убийцы, несвобода, цензура и затыкание ртов художникам слова, структурирование музыкального произведения в виде двухмерных геометрических форм и цветовой полифонии. Российской публике пока не очень знакома практика художественного высказывания на злободневные социальные темы, а это именно то, что выставляется и пользуется популярностью у западной просвещённой публики, в большинстве своём исповедующей левые взгляды — неомарксизм, троцкизм, маоизм, а также поддерживающих — по крайней мере, на словах — такие движения как феминизм, ЛГБТ, БЛМ и их различные ответвления. Все институции современного искусства обязательно включают в выставочные программы и проекты творческие изыскания меньшинств; включение этих акторов в процесс называют словом "инклюзивность", а их художественный продукт, будь то картина, скульптура, перформанс или ещё что-то, называется словом "исследование". Скажем, если чернокожая девушка-лесбиянка набросает фекалии в углу музея, то это будет называться "исследованиями на тему феминизма, расового и гендерного равноправия", и несколько серьёзных арт-критиков, таких, как Джерри Зальц из "Нью-Йорк Мэгэзин" и его супруга Роберта Смит из "Нью-Йорк Таймс", напишут восторженные рецензии, тысячи фанатов перепостят эти статьи и фотографии арт-объекта на своих аккаунтах в социальных сетях, сама автор получит несколько наград, стипендию от крупного фонда и приглашение в арт-резиденцию в Германию, скажем, в Институт Гёте, где на полном пансионе в течение года-двух будет продолжать свои исследования на деньги благотворителей.

В России всё ещё сохраняется несколько консервативный подход к выставочным объектам, открытым для широкой публики. Если же выставляются работы, которые могут быть восприняты неоднозначно, скажем, некоторые объекты братьев Диноса и Джейка Чепменов, то галеристы приглашают лишь проверенных и хладнокровных людей, и посещение галереи для ознакомления и наслаждения арт-объектами возможно только по предварительной договорённости.

Что же