Индиго стоял неудачно, спиной к уцелевшему манекену, и не видел, как он подкрадывается. Я ослепил тварь фонариком, пока та не успела прыгнуть, и она замерла на месте. Вот уж точно, порождение тьмы! Индиго наконец развернулся к ней лицом, а я впервые как следует рассмотрел то, что нам противостояло.

Длина рук, ног и шеи, неземные, андрогинные черты лица – все это балансировало на грани красоты и уродства. Все неуловимо чуждые черты, отличающие Посланников от людей, были и у этих тварей. Только гротескно усиленные, и потому внушали ужас. Индиго смотрел на это существо, склонив голову набок. И оно – точнее, она, как я теперь заметил, – застыла напротив в той же позе, словно смотрясь в зеркало.

Они тоже были Посланниками.

24. Очень-очень злобные камни

Манекен, ощерив тупые, совсем человеческие зубы, кинулся на Индиго. Широкий замах, и тварь взвыла от боли – отточенный клинок со звоном ударил ее по руке. И не отрубил только потому, что к запястью была примотана металлическая пластина. Такая же самодельная броня защищала предплечья. Вот, значит, что так звенело и громыхало, когда они гнались за нами.

Справа от меня Огнеглазка, оседлав своего противника, продолжала яростно лупить его дубинкой по чему попало. Тварь билась и корчилась, в свете огней Индиго и моего фонарика белело безволосое человеческое лицо с оскаленным ртом.

Ну, не совсем это Посланники, понял я, осторожно шагнув назад. Что-то в них было грубое, топорное, чего не было в Индиго. Посланников создали здесь, на «Безымянном». Логично было предположить, что это получилось не сразу и манекены – просто черновой вариант.

Индиго мигнул огнями, резко крутанувшись на месте. Синий ореол затмила черная тень: один из раненых манекенов вскочил и, скрючив пальцы, как когти, кинулся на Посланника: безумная ярость оказалась сильнее страха. Манекен, которого свалила Огнеглазка, приподнял ее и скинул с себя. На мертвенно-белом подбородке чернели потеки крови.

Гранаты Огнеглазки по-прежнему оттягивали мне карман, но бросать их сейчас было нельзя: могли пострадать не только враги, но и союзники. Дым вырубит Индиго, а вспышка ослепит обоих.

Я сделал еще шаг назад, наступил на что-то и, потеряв равновесие, полетел носом вперед. Успел подставить руки, и под одной из них оказался кусок старой трубы.

* * *

Кийстром был зеленым, цветущим миром садов. Местная флора и фауна не несла угрозы человеку, хотя фрукт под названием «питка» был такой кислый, что мы вечно подначивали друг друга: а слабо съесть? Я быстро усвоил: укусишь его больше пары раз – весь день будешь блевать и мучиться жаждой. И все равно каждый раз на спор съедал питку целиком, просто чтобы доказать: нет, не слабо.

Нетронутые фрукты рано или поздно раскрывались, превращаясь в полупрозрачный легкий шар, такой большой, что не хватало обеих рук его обхватить. Ветер начинал гонять такие шары, оторвавшиеся от стеблей, и в начале лета они около месяца кружили над полями и городами, как гигантские пушистые одуванчики или летающие медузы. А потом наконец лопались, обрушивая на землю поток крошечных блестящих семечек.

Созревшая питка могла лопнуть сама, а могла и с чьей-то помощью.

В это время года мы после уроков собирались втроем, я и двое соседских мальчишек, Ган с Питером. Бриджит не любила эту игру и не ходила с нами. А мы брали камни, палки, да и просто что под руку попадется, шли в поле, вставали в ряд и соревновались, кто разобьет самый дальний шарик. Семечки потом блестящим слоем покрывали поле, хозяину которого на следующий год приходилось выкорчевывать минимум полсотни молодых побегов.

Я храню в памяти эти моменты, радужные, сверкающие, словно семечки питки: мы трое выстроились в ряд, вопим, хохочем, и каждый пытается сбить одну и ту же цель. Так что кидать камни я научился очень неплохо.

* * *

Манекену, напавшему на Огнеглазку, кусок трубы прилетел аккурат в висок. Тварь качнулась, и лейтенанту хватило этого мгновения, чтобы вскочить.

Я присел, зашарил по полу в поисках нового снаряда.

Индиго держал оборону в вихре синих огней, и все-таки три манекена постепенно его теснили. Если они подберутся ближе, чем на расстояние ножа, тот уже не будет столь эффективен в битве. Останется только сила против силы. Он ударил одну тварь локтем в лицо, та пошатнулась. Но две другие кинулись на него одновременно, словно гадюки на раненую птицу.

Пальцы сомкнулись на чем-то продолговатом. Я швырнул это что-то, и оно впечаталось в грудь манекену, оказавшемуся между мной и Индиго. Наш противник потерял равновесие, и, пока ловил его, Посланник успел развернуться и вонзить нож в горло другому. А обратным движением раскроил спину чудовищу, которое подбил я. Хотел бы сказать, что рад такому союзнику, как Индиго, если бы верил, что он действительно мой союзник.

И тут откуда-то извне, из коридора, донесся новый звук, едва различимый сквозь грохот металла и хруст костей. Я посветил туда, мимо Посланника и Огнеглазки, – посмотреть, что еще за новая адская напасть. В той стороне, почти у самой земли, что-то двигалось в нашу сторону.

Оно было… даже не знаю, как описать. Без рук, без ног и без головы, но все же перемещалось, ползло, почти как слизень, выпячиваясь вперед и потом подтягиваясь. Грубой, шероховатой на вид шкурой оно напоминало оживший камень.

Вот снова подтянулось, и из его поверхности, будто кит из воды, что-то вынырнуло и сразу же погрузилось обратно. Но я успел разглядеть характерную форму и цвет дочиста обглоданной кости.

– Огнеглазка! – окликнул я, не в силах оторвать взгляд и одновременно сдерживая подкатившую тошноту.

Она как раз отбросила своего противника. Глянула через плечо туда, куда я светил. Увидела. И дико заорала:

– БЕГИ!!!

– Да что это за хрень?

Но она уже рванула прочь, тормознувшись, только чтобы ухватить меня за плечо и дернуть. Индиго тоже отступал, но медленнее. Недобитые, окровавленные манекены растянулись цепочкой живых мертвецов, рыча нам вслед. Но завидев, что ползет к ним из коридора, умолкли один за другим и начали пятиться.

Не знаю, что его спровоцировало. Если честно, то, похоже, я сам: что Огнеглазка, что Индиго – опытные воины и умеют двигаться бесшумно. А я кто? Всего-то лингвист-любитель. Нет, лучше вообще свалить все на манекенов – удобно, когда кругом чудовища, на которых можно повесить вину. Так или иначе, кто-то издал какой-то звук, который точно не следовало издавать, или опрометчиво пошевелился. Потому что оживший камень перестал катиться и замер.

А потом из него выметнулись во все стороны тонкие, длинные желтые щупальца. Расплеснулись по полу, зазмеились по стенам