— Об этом тряпье не беспокойся, Эдди, ей оно больше не понадобится. Можешь отправить его в помойку.

Мать Киттен работала продавщицей в аптеке. В былое время она отличалась редкостной красотой, но, кроме участия в одном из конкурсов и краткого блестящего дебюта в роли мисс Британский Плавленый Сыр в конце шестидесятых, ее внешние достоинства не принесли ей ничего. В начале семидесятых она вышла замуж за шотландского рок-музыканта, работавшего вместе с Эмерсоном, Лэйком и Палмером, еще до того, как он получил травму спины и вынужден был, оставив сцену, зарабатывать деньги в качестве машиниста. Они жили в муниципальной квартире в юго-западной части Лондона. Повзрослев, Киттен не только стала работать официанткой в «Макдоналдсе», но и петь по ночам в небольшой андеграундной рок-группе.

Для того чтобы стать звездой, Киттен нуждалась в хорошем фотографе, и Мисс знала, что лучше, чем кто бы то ни было, с этой ролью справится Дэвитт Синдж-Хоу. Он был молод, напорист, талантлив и успевал работать везде: в «Лицах», в «Ай-Ди», в «Арене», в британском «Воге». Кроме того, ему прочили блестящее будущее и в американском «Воге». Он был хорош собой, с благородной, даже интеллигентной внешностью и манерами, с всегда растрепанными темно-русыми волосами и задумчивым взглядом. Обычно одевался в потертые жакеты, обтягивающие майки и джинсы, потрепанные настолько, что они, казалось, пережили не одну мотоциклисте кую аварию.

Дэвитт был мятежником по духу, но некоторые считали его позером. На самом же деле он был насквозь артистической натурой. Долгое время учился в школе живописи, но затем променял кисти на камеру. Зато навыки художника помогли ему быстро освоиться с новой профессией и достичь в ней небывалых успехов. Как только он попал число фотографов «Вог», его карьеру можно было считать состоявшейся.

— Вот, — заключила редактор художественного отдела «Вог», посетившая однажды его студию, и указала на одну из картин, нарисованную им по памяти почти вслепую, — это всего лишь декорация. А это… — она протянула руку в сторону сделанных им на досуге фотографий его друзей, — это искусство.

Он, конечно, поверил ее словам. Было бы странно, если бы усомнился. И не только завоевал себе надежную нишу в качестве модного фотографа, но и добился того, что его «искусство» было выставлено в Лондоне и в галерее Гарри Баллкиана в Нью-Йорке. Ему предложили сотрудничать с британским журналом альтернативного искусства «Артхол», и более того, он удостоился сравнения с Дайен Арбас[16], Ирвином Пенном[17], Мэном Рэйем[18]и Нилом Янгом. Когда я поздравил Дэвитта с таким признанием, он философски заметил, что эти сравнения не исчерпывают разностороннего характера его произведений.

Дэвитт жил в Сохо на верхних этажах здания, в котором находился стриптиз-клуб, хотя доходы позволяли ему купить любой особняк на Мейфэр-стрит. Последним его заказом была фотосессия новой коллекции джинсов «Эли Кейн». Кейн никогда не упускал шанса пригласить поработать у себя молодого многообещающего профессионала, склонного к экстравагантным экспериментам в области стиля, и в отношении Синдж-Хоу не ошибся. Его работы отличались высоким качеством. Он способен был совмещать реализм Дэвида Симса[19]с разбросанностью Корин Дэй[20]добавляя собственные новшества в композицию, изменяя фокус, подбирая новые световые эффекты.

Позднее, когда модная фотография была признана еще одним видом живописного и портретного искусства, Синдж-Хоу заинтересовался экспериментами молодых американских художников в области мгновенного фото, пересекающимися с его пристрастием к попыткам запечатлеть движение, молниеносный жест, взгляд, угол наклона. В студии Дэвитта, заваленной копиями снимков, вырезками из журналов и книг, больше всего было картин и фотографий Джексона Поллока[21]. Они висели на стенах, лежали на столах, на окнах, не только работы художника, но и снимки, изображающие его самого. Для Дэвитта это было подлинное искусство, а не просто диковинные картинки.

Дэвитт был занят съемками модели афроамериканского происхождения Юхары, одетой в стиле масаев и обнаженной, когда Роттвейлер без предупреждения заявилась к нему в студию вместе с Киттен Ганн.

В самый ответственный момент Дэвитт все же повернулся… Их взгляды встретились, и Дэвитт едва не рухнул с высоты съемочной площадки вниз, перегнувшись через загородку. Киттен рассмеялась, и фотограф ответил ей улыбкой. Гостья ему понравилась. Для Роттвейлер это было обещанием удачных переговоров.

— Дэвитт, познакомься, это мое новое открытие — Киттен Ганн. Киттен, это Дэвитт Синдж-Хоу. Ты наверняка знаешь, он один из лучших фотографов в мире.

Дэвитт опять улыбнулся, не подавая виду, что польщен такой характеристикой.

— Гений, — продолжала нахваливать Роттвейлер, — истинный художник, снизошедший до работы в нашей индустрии, за что мы все ему безгранично признательны.

В глазах Дэвитта вспыхнул огонек самодовольства, но он настолько хорошо контролировал себя, что сумел справиться с мгновенным приступом тщеславия, спровоцированным медовыми речами всемогущей заклинательницы и обольстительницы Роттвейлер.

— Киттен — будущая мегазвезда. Ты уже заметил это, Дэвитт? Не сомневаюсь в ее успехе. Я нашла ее в отвратительном заведении неподалеку от Патни-бридж. Можешь вообразить, такое прелестное создание раздавало гамбургеры и разливало колу в «Макдоналдсе»!

О гамбургерах Роттвейлер всегда говорила с нескрываемым отвращением. Она закурила сигарету и, хитро улыбаясь, медленно выдохнула струйку дыма.

Это была улыбка старого мафиози, в конце тяжелого дня привыкшего отдыхать в кресле с сигарой, повторяя: «Я добрый малый, когда мои дела идут хорошо и никто не перебегает мне дорогу». В некотором роде это и был девиз Роттвейлер. Если ей удавалось договориться о взаимовыгодном сотрудничестве, она становилась милейшим созданием. Но если ее чары оказывались растрачены впустую, ее гнев мог принимать самые опасные формы. Пока длилась эта сцена, Дэвитт и Киттен не отрываясь смотрели друг на друга, как завороженные только что пробудившимися чувствами Адам и Ева. Это выглядело немного неприлично, ведь у Дэвитта была подруга, модель Мельпомена Роджерс, и отношения их длились уже давно.