Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, ее, я помню. Ручка не писала, и ей пришлось взять другую, вот здесь, видите.
Он показал на чеке. Последние буквы были написаны другими чернилами.
— Это ее вы угощали сидром. Послушайте, может, при таком раскладе вам не стоит напоминать о себе? — Бармен криво улыбнулся, как бы подразумевая, мол, у всех случаются мелкие проколы.
Юнас не мог оторваться от этих непостижимых букв. Женщина, заставившая его предать Анну, женщина, которая помогла Анне осуществить ее несправедливую месть, — эта женщина ему солгала. Имя, которое он за последние двадцать четыре часа успел полюбить, было ложью. Ложью, которая проникла прямиком в его душу.
Ее звали Эва.
Эва Виренстрём-Берг.
Свиная вырезка с запеченным картофелем. И вино — риоха урожая восемьдесят девятого года. Сто семьдесят две кроны за бутылку.
С тем же успехом можно было подать жидкость из держателя для унитазной щетки. О чем она, кстати, действительно подумывала.
За едой они не сказали друг другу ни слова, все общение шло через Акселя. Он сам зажег свечу на столе и сейчас сидел на своем складном стульчике, считая, что начался маленький праздник. Вечер пятницы. Он даже не догадывался, что все праздники в этом доме закончились навсегда и что человек, который их отнял, сидит сейчас справа от него и запихивает в себя еду, чтобы как можно скорее сбежать в кабинет.
Бросив на нее беглый взгляд, Хенрик встал и поднял со стола свою тарелку.
— Ты доела?
Она кивнула.
В другую руку он взял жаропрочную форму с остатками мяса и направился к мойке.
Эва осталась за столом. На мгновение удивилась, как он не обжегся — форма вряд ли успела остыть.
Молча и ловко он убирал со стола, ополаскивал посуду и ставил ее в посудомоечную машину.
Семейный ужин закончен.
Он длился семь минут.
— Аксель, начинаются мультики, пойдем, я включу телевизор.
Аксель слез со стула, и они скрылись в гостиной.
Она так и сидела со своим бокалом вина, он забыл взять его у нее, когда убирал. В бутылке осталось меньше половины, вино он едва пригубил.
Первый раз телефон зазвонил, когда на часах было без четверти двенадцать. Аксель заснул перед телевизором еще в восемь, и Эва отнесла его к ним в спальню. Остаток вечера она провела в одиночестве на диване, уставившись на экран с быстро меняющимися картинками. Когда раздался звонок, Хенрик случайно оказался не в своем кабинетном укрытии, а в туалете. Первой успела ответить она:
— Эва.
Ни звука в ответ.
— Алло?
На другом конце отключились.
Она стояла, прижав трубку к уху, и чувствовала, как растет гнев. Чертова шлюха! Даже в пятницу вечером, когда он дома с семьей, она не может оставить их в покое.
Она услышала звук спускаемой воды, одновременно открылась дверь и в следующую секунду он показался на пороге комнаты.
— Кто звонил?
Вернув трубку на место и изо всех сил стараясь не показать, что задета, она перелистнула страницу рекламного буклета из «Консума» и ответила:
— Не знаю, ничего не сказали.
По его лицу пробежала тень беспокойства.
И он снова ушел в кабинет.
Дверь едва успела закрыться, как тишину нарушил новый звонок.
И на этот раз она успела первой.
— Да?
Снова отбой. И новый сигнал, едва трубка коснулась рычага. На сей раз Эва ничего не говорила, а просто слушала чье-то дыхание.
Но тут вдруг раздались слова:
— Алло?
— Да, это Эва.
— Здравствуйте, это Анника Экберг.
Мама Якоба.
— Мама Якоба из садика. Простите, что звоню так поздно, но вы ведь еще не спите?
— Нет-нет, все в порядке.
— Я только хотела спросить. Это ужасно глупо, но Оса, мама Симона, только что позвонила и рассказала, что Лассе получил странный мейл от Линды Перссон из сада.
— Странный мейл?
— Можно так сказать. Признание в любви.
— Что?
— Да.
— Папе Симона?
— Да, но это еще не все. Мы проверили нашу почту и выяснили, что мы тоже получили это.
— Любовное письмо?
— Ну да, такое же, как и у них, слово в слово. Я надеюсь, оно адресовано Челле, а не мне, но там это не указано. Челле страшно рассердился. Из письма можно сделать вывод, что между ними есть какие-то отношения.
— Какая чушь.
— Вот-вот, но я не знаю, что мне делать.
— А это не может быть какая-нибудь ошибка?
— Не знаю. Письмо отправлено с ее рабочего адреса. Может, она собиралась послать его кому-нибудь другому, но как-то это уж очень по-дурацки. А если так кто-то пошутил, то получилось не очень весело.
Кому как.
— Да, пожалуй.
— Я хотела спросить, может, Хенрик тоже что-нибудь получал?
Она вдруг ощутила необыкновенную бодрость.
— Подождите минутку, я проверю. Хотя нет, мне нужно прервать разговор, чтобы подключиться к Интернету. Я вам перезвоню.
— Хорошо.
Она повесила трубку. Это нужно делать спокойно и без висящей на проводе мамы Якоба. Она улыбалась в темноте, приближаясь к двери и открывая ее без стука. Все, лавина пошла. И неведомо где остановится. Почему-то это даже и не интересно. Все равно всему конец. Осталась только цель — причинить боль в ответ. Наказать.
Он сидел за столом, положив руки на колени и глядя перед собой. В компьютере включился спящий режим, по экрану рассыпались разноцветные кольца. Он слегка повернул голову, услышав, что она вошла.
Но не посмотрел на нее.
— Кто это был?
— Анника Экберг, мама Якоба из садика. Ты давно проверял почту?
— В каком смысле?
— Понимаешь, это чистое безумие, но отец Якоба и отец Симона получили по электронной почте любовные письма от Линды Перссон из сада.
Даже спина выдала его реакцию.
Успело пройти секунды две, прежде чем он оглянулся на нее. Едва глянул в глаза — и снова уткнулся в экран компьютера. Она, наверное, заразная.
— Вот как. И что же там было написано?
Врать он не умел никогда. Неужели он сам себя не слышит? Это деланое безразличие — просто издевательство над ее интеллектом.
— Я не знаю. Они попросили проверить, не получил ли и ты что-нибудь подобное.