Кто она — та, по чьей вине он переживает все это?

В телефонной книге нашелся номер.

Район Накка.

Десять минут на машине.

Но он не может выйти из квартиры.

Первый раз он набрал номер, когда часы показывали 23:44. Он сидел в кровати голый, аппарат стоял строго в правом углу ковра. Прозвучали два сигнала. И ложь заговорила ее голосом:

— Эва.

Значит, она призналась.

Он повесил трубку, чувствуя, как нарастает ярость. И быстро нажал на кнопку повтора.

— Да.

Он снова отключился. Почему она говорит «да», когда он звонит? Ее голос пронзал его насквозь, пробуждая разрушительные устремления. Воспоминания о ее наготе гнали кровь вниз живота, где росло желание. Он лег на кровать не в силах пошевелиться. Он снова во власти врага, который насмехался, издевался над ним.

Ты ни на что не годен. Тебя никто не хочет.

Возможно, он несколько часов проспал, возможно, нет.

Когда он позвонил в следующий раз, на часах было семь минут седьмого.

Он должен услышать ее голос.

— Алло.

Должен.

Никто у него этого не отнимет.

— Тебе что-то надо? Тогда скажи об этом, раз уж все равно звонишь и нас всех будишь.

Он перестал дышать.

Нас всех будишь.

Ты звонишь и нас всех будишь.

— Иди к черту.

Она повесила трубку. Та, которая предыдущей ночью обнимала его, дала ему шанс, вернула предвкушение в его жизнь.

Она спит с кем-то, кто входит в понятие «мы».

Кто этот «он»?

Тот, который годен?

Все утро она пролежала в постели. Когда Аксель проснулся, Хенрик отвел его в гостиную, включил детский канал, но досыпать субботние полчаса, как это часто случалось раньше, не вернулся. Она услышала, что вместо этого он отправился в кабинет и включил компьютер.

Боль в груди притупилась и почти прошла.

Когда электронные цифры на часах показали без четверти двенадцать, он внезапно возник на пороге спальни.

— Вечером меня не будет. Микки позвал выпить пива.

Она промолчала. Лишь констатировала, как неумело он врет, просто до обидного.

— Иди.

И он снова ушел.

Она встала, потянулась за халатом и вышла в кухню. Аксель катал на полу мячики по невидимым рельсам, Хенрик сидел за обеденным столом и читал «Дагенс нюхетер».

— Я обещала Аннике всех обзвонить, чтобы завтра провести собрание.

Он посмотрел на нее.

—Зачем?

—У тебя есть другие предложения?

Не ответив, он углубился в газету.

Эва продолжала:

— Будь я на месте Линды, я бы хотела, чтобы мне дали возможность все объяснить. Как ты считаешь?

Будь она на месте Линды.

Она незаметно фыркнула.

Именно что.

Он листал страницы, но явно не мог прочитать ни слова.

— Я просто не понимаю, какое все это имеет отношение к тебе. Почему именно ты организуешь это собрание? Ты же не получала никаких писем.

Нет, но оружейный шкаф в подвале моего дома ломится от любовных посланий, адресованных тебе.

— Потому что речь идет о воспитательнице Акселя. Ты же понимаешь, что, если вся история выйдет наружу, это повлияет на ситуацию в садике. Ты-то сможешь доверять ей, если выяснится, что она действительно посылала эти мейлы?

— Но это ее личное дело.

— Ее личное дело? Рассылка любовных писем отцам детей?

— Это сделала моя воспитательница?

Аксель тихо сидел на полу, взвешивая в руке зеленый мячик.

Хенрик бросил на нее взгляд, полный презрения. Или ненависти, она не знала.

— Ловко. Очень ловко.

Он встал и нервными шагами вышел из кухни. Она теперь умела их считать. Одиннадцать от его места за обеденным столом до кабинета, двенадцать, если он при этом закрывает за собой дверь.

Двенадцать.

— Что случилось с моей воспитательницей?

Она подошла к сыну и села рядом. Незаметно взяла красный мячик и показала фокус, вытащив мячик из-за его уха.

— Ой, а я думала, что у тебя в ушах только зеленые мячики.

Он улыбнулся:

— А в другом ухе у меня тоже что-нибудь есть?

Она быстро осмотрелась в поисках нового мячика.

— Нет, там еще ничего вырасти не успело. Зеленые обычно растут дольше.

Взяв беспроводной телефон и расположившись на террасе, она начала звонить. Накинула на плечи кофту, но на улице стояла непривычное для марта тепло, и через какое-то Эва время сняла ее и положила рядом на скамейку. Посмотрела в сторону Накки —туда, где из зеленого массива взмывали в небо две телевышки, похожие на пару футуристических стальных монстров. Никке и Нокке, как их окрестил Аксель, едва научившись говорить. Несмотря на то что вышки резко контрастировали с окружающим ландшафтом, она их всегда любила, они указывали ей путь домой. Она вспомнила, как летела из командировки. На встрече, ради которой Эва поехала в Эребру, вскрылись неразрешимые проблемы, и в самолет она села взвинченная и полная тревоги. Было около десяти вечера, и сразу же после взлета она вдалеке разглядела их. Как забыть это чувство — она далеко, но видит свой дом, в котором Хенрик, Аксель и покой. И мгновенное прозрение, понимание того, что в этой жизни действительно важно.

А потом шли годы.

Шестнадцать раз она повторила, что воспитатель Линда отправила непрошеные любовные письма отцам нескольких детей из группы, и им нужно собраться в воскресенье вечером. После седьмого разговора, прежде чем она успела набрать следующий номер, пробился входящий звонок:

— Здравствуйте, Эва, это Черстин из детского сада. — Грустный голос и уставший. — Я только что беседовала с Анникой Экберг и знаю, что вы тоже говорили с ней вчера.

— Да, она звонила нам поздно вечером.

Далее последовала короткая пауза и тяжелый вздох.

— Линда совершенно растеряна. Она не посылала эти письма. Мы не знаем, как это получилось.

— Да, должна признаться, я очень удивилась. Я с трудом представляю, что это может быть правдой. Я имею в виду, что у Линды могут быть отношения с кем-либо из родителей. Это было бы чересчур.

Она посмотрела в сад, пытаясь найти слова, которые передавали бы ее чувства. Спокойствие, она снова контролирует ситуацию. Невидимый паук плетет паутину, о существовании которой никто, кроме нее, не догадывается. И одновременно вопрос — зачем ей этот контроль? Куда она вообще-то движется? Не надо об этом думать. Есть только здесь, и только сейчас. Следующий вдох, следующий миг. Все прочее невозможно представить. Толстую красную черту провели маркером в воображаемом календаре, и стереть ее никто и никогда не сможет. Ни при каких обстоятельствах. Прошлое и будущее откололись друг от друга и никогда больше не встретятся. А она осталась в пустоте между ними.