– Слушай, Таш! Ты в своем уме? – задала она прямой вопрос.

– А что?

Родьки в этот момент не было дома, он ушел в магазин. В первый же вечер он объявил, что у меня дома – бардак и заметно «отсутствие мужской руки». Все висит вкривь и вкось, так что он мог бы привести в порядок мое «развинченное» хозяйство. Мне все было по фигу, и поэтому я согласилась. Ну, хочет человек проявить себя на трудовом поприще – ради бога! Почему я должна сопротивляться этому?

– Ты приглашаешь уголовника к себе в дом и еще сомневаешься в том, что у тебя башка на месте?!

– Он, во-первых, мой бывший любовник. Точнее, большая любовь. Я тебе рассказывала о нем, и неоднократно. Во-вторых, ему некуда идти. И на первых порах он может пожить у меня. Ну, не могу я ему отказать, Вик, не могу!

– И надолго ли у тебя поселился этот замечательный сосед?

– Без понятия. Надеюсь, что не очень.

– А этот… адвокат…

– Вик! Вот давай об этом не будем? – перервала ее я. – Похоже, он просто водит меня за нос. Даже не говорит толком – берется он за мое дело или нет? Его отговорка: собираю, мол, информацию.

– А зачем? И за какие бабки он впаривает тебе эти отговорки? Вы обговорили его гонорар?

– Не успели еще. Когда он официально возьмется за дело, тогда, наверное, и озвучит сумму.

– Да… – протянула Вика. – Жаль, что у меня маленькая командировка наклевывается и я не могу приехать, посмотреть на твое чудо-юдо.

– Еще успеешь.

– Но ты же надеешься, что он у тебя не задержится, – подпустила шпильку подруга. – Или ты на него имеешь определенные виды?

– Господь с тобой! – отмахнулась я. – Приедеешь из командировки – позвони.

– Всепременно.

– Привет Дэну! – крикнула я уже напоследок.

Родька вернулся из магазина с покупками: какие-то винтики, болтики, ручки, планки и прочие непонятные предметы. Зачем-то он приобрел и дрель и принялся перевешивать мои шкафчики в кухне и в коридоре, приговаривая при этом, что «я понятия не имею, как нужно обустраивать дом».

– Может, хватит действовать на нервы? Заведи свой дом и обустраивай его. А в моем особо не командуй!

– Сказать уже ничего нельзя, – пробурчал он.

– А ты и не говори.

Когда лихорадка в ожидании звонков от Полынникова немного утихла, тоска по Лизе нахлынула на меня с новой силой. Я поняла, что больше этого ожидания я не вытерплю – наступила пора действовать! Не предпринимая никаких шагов, я попросту теряю драгоценное время. И помощи, похоже, мне ждать неоткуда.

И тогда я набрала один телефонный номер…

Я слушала длинные телефонные гудки. Я была уверена, что, стоит мне только протянуть руку и набрать номер, как мне ответят – и ни разу не приходила в мою голову мысль, что я могу не дозвониться или абонент сменит «симку». И вот сейчас я холодела от страха, что мой абонент никогда не снимет трубку и мой призрачный шанс вернуть себе Лизу, моя слабая надежда улетучится, как некая эфирная субстанция. Но, вопреки всем моим страхам, мне в конце концов ответили.

– Алло! – закричала я.

– Да. Я слушаю вас.

Я с болезненным напряжением вслушивалась в этот голос, пытаясь, как и в первый раз, определить возраст мужчины, его профессию, национальность. Мне казалось, что он говорил с легким, едва различимым акцентом. Голос спокойный, уверенный, как у хозяина положения, у кого на руках все карты, в том числе – козырные.

– Это Наталья Рагозина…

На том конце воцарилось молчание. Страх, что сейчас, cию минуту, там повесят трубку, не дослушав, заставил меня чуть ли не крикнуть:

– Алло! Алло! Вы слышите меня?

– Да. Зачем кричать?

– Я… хочу сказать, что согласна с вашим предложением. Но никаких гарантий дать не могу.

– Постараться – это в ваших интересах. Вы же хотите забрать к себе дочку?

Мое сердце сильно сжалось:

– Да. Конечно, больше всего на свете!

– Тогда вы постараетесь сделать все, как надо.

– Я понимаю, но я не знаю, где он хранит свои документы! Он не посвящал меня в свои дела. Боюсь, что я не могу вам помочь при всем желании…

– Компьютер, – оборвали меня. – Вам нужно скопировать его компьютерные файлы. И все.

– Ну… я… попробую. – Во рту у меня пересохло. Я вслушивалась в шорохи в трубке, пытаясь угадать: где находится мой собеседник? Шума улицы слышно не было, звуков телевизора – тоже. И все-таки меня не покидало ощущение, что мужчина находится в каком-то замкнутом пространстве, где в данный момент царит тишина. И, по всей видимости, он один.

– Будем на связи. Вы когда вылетаете?

Я собралась с духом:

– В самое ближайшее время.

Вместо ответа нас разъединили.

Я стояла, прижимая сотовый к груди, и прекрасно понимала, что все пути назад теперь для меня отрезаны. И я знала, как мне надо действовать. А любое действие лучше пассивного ожидания.

Раздался звонок в дверь, это пришел Родька.

– Натали! – торжественно сказал он. – Посмотри, какие крючки я купил для ванной. Закачаешься! И шкафчик повешу в угол. Сделаю все в лучшем виде.

– Родь! – я повернулась к нему. – Ты мне нужен. У меня есть один план, и ты поможешь мне его провернуть.

За вечерним чаем я посвятила Родьку в часть своего плана. Конечно, я не сказала ему, что собираюсь соблазнить Берна – без этого мне не попасть в наш дом, где находится его компьютер. Только если я останусь на ночь, у меня появится шанс добраться до его файлов.

Я надеялась, что это крайняя мера, которой мне удастся избежать, хотя умом понимала: вряд ли!

Берн так злился на меня и старался всячески меня унизить именно из-за того, что в последнее время я охладела к сексу с ним и не пыталась скрыть этого. А данный факт здорово бил по его мужскому самолюбию. Но то отчуждение, возникшее между нами, постоянно подпитывавшееся скандалами и недомолвками, конфликтами с родными, их высокомерием и презрением, не могло заставить меня быть с Берном нежной и страстной, сексуальной и волнующей – словом, настоящей женщиной. Берн дулся на меня страшно! Он гордился своим «мальчиком» и любил, когда я восторгалась его мужскими достоинствами.

Но то, что раньше было для меня приятной игрой, потом превратилось в нудную обязанность, а затем – и в отупляющую привычку.

То ли вначале из нашей жизни ушел секс, а вслед за ним и чувства, то ли наоборот… Хотя большую любовь к Берну я никогда и не питала, но была некая нежность, внимание и еще – желание обрести крепкую семью, такую, в которой у меня все было бы по-настоящему.

И еще… его привычка к гигиене, которая меня порядком раздражала, а уж в период моего охлаждения и вовсе бесила. Берн был еще тем чистюлей, и без душа или ванной, без тщательного вечернего туалета, возведенного в ранг ритуала, он не входил в нашу спальню. Он старался отмыть себя до первозданного состояния, до идеальной чистоты, при которой у человека не остается ни запаха, ни вкуса, ни телесности. Плюс чистка ушей, плюс чистка носа… В ванной была целая полка с разными флаконами и средствами для гигиены. У меня их было меньше. Он входил в спальню в белом полотенце, обернутом вокруг бедер, и улыбался, глядя на меня. И полотенце, и эта улыбка тоже были частью ритуала и тоже в конце концов осточертели мне. На меня посыпались упреки в фригидности и полном безразличии. Берн говорил эти слова, словно бил меня наотмашь, а сам при этом напоминал ребенка, которого неожиданно обидели. Его челюсть выпячивалась вперед, кадык судорожно дергался, светлые глаза темнели. В такие минуты он становился настоящим уродом и психом, и я спрашивала саму себя: какого черта я вообще вышла за него замуж, от кого я так хотела убежать? От Родьки? От самой себя? От одиночества?