— И как? — спросил Камышев. — Успешно?

— Да по-разному, — пожал плечами Матвеич. — С людьми-то оно не так просто, особенно с сиротами, что после войны остались… Кто-то потом, как обычно, по кривой дорожке пошел, а другие, наоборот, гордостью стали. Владимир Павлентьев, к примеру. Читали? Он еще «Зори над Любгородом» написал.

— Признаться, даже не слышал, — покачал головой калининский следователь. — Но теперь обязательно ознакомлюсь.

— Во-от, — по обыкновению протянул водитель. — Но место само, как я уже говорил, дурной славой пользуется, причем еще с царских времен. А началось все с того, что во время империалистической этот приют чуть не сгорел. Может, из воспитанников кто поджег, а может, еще какая случайность, но выгорел весь западный флигель. Говорят, выходы завалило, и не все выбрались. И с тех пор по детдому призраки сгоревших воспитанников бродят. Особенно жутко становится в годовщину пожара.

— Хоть не сегодня, надеюсь? — Валерий скептически посмотрел на Матвеича.

— Зимой тот пожар был, — старик уверенно покачал головой.

Апшилава, поняв, что его попытки приударить за Верой остаются бесперспективными, тоже переключился на рассказ пожилого водителя, внимательно слушая каждое его слово. Сама же девушка всю дорогу не проронила ни слова, отстраненно наблюдая за проносящимся за окном пейзажем.

Они въехали в поселок Лесозаготовителей, Матвеич уверенно свернул с геометрически прямой заасфальтированной улицы на извилистую лесную дорожку, ведущую в раскидистый ельник. И вскоре бежевая милицейская «шестерка» остановилась у довольно-таки мрачного четырехэтажного здания из красного кирпича. Один из флигелей, видимо, как раз тот самый западный, о котором рассказывал водитель, был заметно более обшарпан, кладка местами осыпалась, и на кирпичах темнели пятна застарелой копоти.

На Валерия тут же нахлынули воспоминания детства — родители водили его в бассейн «Пролетарка», где он потом, уже будучи взрослым, раскрыл жестокое убийство, и путь до него вел по старинным, еще дореволюционным кварталам. Казармы из красного кирпича, построенные фабрикантом Морозовым для своих рабочих, наводили на мальчика такую тоску, перерастающую в тревогу, что он даже убедил родителей перевести его в другой бассейн — в «Радугу» на проспекте Победы. Почему-то юный будущий следователь испытывал неприязнь к мрачным кирпичным корпусам, которые словно бы хранили в себе всю порой довольно мрачную историю того или иного места, и ощущал себя гораздо спокойнее в типовых блочных кварталах.

— Нам сюда, — Эдик опередил Камышева и Веру, взбежав на широкое крыльцо и с заметным усилием открыв массивную входную дверь.

«Интересно, как же с ней дети справляются?» — мельком подумал Валерий, пропуская вперед девушку.

Внутри здание детского дома выглядело менее мрачно, и все же его стены давили своей толщиной и местами облупившейся зеленой краской — как в больнице. По коридору сновали коротко стриженные воспитанники, предусмотрительно держась подальше от посетителей.

— Товарищи милиционеры? — раздался бодрый голос с четким, практически дикторским произношением. — Пройдемте в мой кабинет.

Директор детского дома, Иван Николаевич Гальперин, своим гардеробом и манерой держаться напоминал академика, а еще — знаменитого телеведущего Кириллова. Он быстро провел их по запутанным коридорам, открыл обитую коричневым дерматином дверь и пропустил гостей в помещение со сводчатым потолком.

— Присаживайтесь, товарищи, — он приглашающим жестом указал на стулья, аккуратно расставленные вдоль длинного массивного стола. — Чаю?

— Если можно, — лаконично ответил Камышев.

Гальперин кивнул заглянувшей в кабинет женщине с туго затянутыми на затылке волосами, и она вскоре принесла гремящий поднос с пузатым фарфоровым чайником, сервизом и простенькими конфетами «Дунькина радость». Получается, их ждали с минуты на минуту, отметил Валерий про себя. Расставив чашки, помощница директора так же молча удалилась, притворив за собой дверь.

— Нас интересуют две ваших бывших воспитанницы, — начал Камышев, отхлебнув крепкого чая. — Зинаида Федотова и Галина Ветрова. Как вы наверняка знаете, они обе числятся пропавшими без вести, и скорее всего погибли.

— К сожалению, я в курсе этого чудовищного происшествия, — покачал головой Гальперин. — И я очень надеюсь, товарищи следователи, что вы наконец-то поймаете этих таинственных похитителей. Я ведь не ошибаюсь, в исчезновении Зины и Гали как-то замешана черная «Волга»?

— Это так, — подтвердил Валерий. — И нас заинтересовал тот факт, что преступники почему-то выбрали обеих подружек.

— Вы знаете, эти девушки не единственные из тех, кто пропал, воспитывались в нашем детском доме, — Гальперин пристально посмотрел на Камышева, безошибочно определив, что диалог вести лучше всего именно с ним. — Я об этом раньше не задумывался, но сейчас вы меня натолкнули на мысль…

— А много ли еще из ваших воспитанников пропали? — подал голос Апшилава, который уже начал что-то строчить в своем блокнотике с девушкой в откровенном наряде.

«Странно, — подумал Камышев. — Эдик же официально ведет это дело, а про сирот как будто впервые слышит. Хотя и я сам, честно говоря, таких деталей в досье не припомню. Пол, возраст, обстоятельства исчезновения, протоколы допросов — все было, а вот где родились и воспитывались — нет. Словно кто-то это все вырезал. Но кому это могло понадобиться? Может, просто не указали? В конце концов, полных биографий там ни на кого нет…»

— Дайте подумать… — Гальперин тем временем прищурился, вздернув подбородок и отведя глаза в сторону. — Да, точно — трое. Николай Росляков, Максим Лютов и Оксана Пылевая. Неплохие ребятки, я хочу отметить: парни на МТС устроились трактористами, а Оксаночка, насколько я знаю, на швею выучилась в нашем андроповском ПТУ.

Камышев про себя отметил, что нужно еще раз и очень внимательно перечитать биографии всех пропавших, которых уже насчитывалось одиннадцать. И еще было бы неплохо, как и предложил Апшилава, поднять архивное дело семьдесят девятого года и тоже тщательно его прошерстить. С другой стороны, сейчас как раз есть возможность…

— Иван Николаевич, — Валерий решил сразу уточнить у директора, нет ли какой связи тех пропавших с андроповским детским домом. — Вы ведь наверняка слышали о похищениях на городских танцах в конце семидесятых, — Гальперин кивнул. — Среди исчезнувших парней не было ли ваших воспитанников?

— К сожалению, я здесь с восемьдесят пятого, — развел руками его собеседник. — Думаю, вам смогут помочь в городском и районном архиве. Наш, к сожалению, сгорел в восемьдесят четвертом… Документы сохранились только те, что были заведены позже.

— Очень жаль, — Валерий искренне покачал головой, ненароком отметив, что как-то уж не везет этому детскому дому с пожарной безопасностью. И подумал, что это могло быть причиной отсутствия в деле информации, что некоторые жертвы тоже были местными воспитанниками. Получается, она могла банально затеряться. — Тогда вспомните, пожалуйста, были ли у тех пятерых, о которых мы говорили, какие-либо проблемы со здоровьем?

— Для максимальной точности надо бы, конечно, проверить все по их