Сеня, брат мамы, который жил в этой же деревне. И уже скоро Галя поняла, почему — когда в доме погас свет и все легли спать, за окнами раздались шаги. Легкие, словно ходил ребенок, быстрые и нетерпеливые. Затем кто-то поскребся о стену и заскулил. Звук постепенно перешел в вой, Галя заплакала и позвала бабушку. Ей было так жутко, что она даже забилась под кровать.

Резко зажегся свет, в комнату вбежала бабушка, достала Галю, обняла, прижала к себе. Дядя Сеня, матерясь, выскочил во двор, и тут же кто-то словно бы принялся продираться через кусты, треща поломанными ветвями. А потом все стихло.

Больше в деревню Галю не привозили.

* * *

Андроповск (бывший Любгород), 1988 год. 15 сентября, четверг

Галя Ветрова, подруга Федотовой, от которой она возвращалась в ночь похищения, проживала по местным меркам довольно-таки далеко от улицы Ленина, где саму Федотову видели в последний раз. Бежевая «шестерка» с милиционерами повернула в частный сектор, и Матвеичу сразу же пришлось снизить скорость — дорогу здесь явно в последний раз ремонтировали еще при полном сил Брежневе. О том же, что она здесь когда-то все-таки была, красноречиво указывали куски асфальта, проглядывающие тут и там из-под размытого грунта. Похоже, городские коммунальные службы еще просто-напросто не успели сюда добраться, и тестю майора Величука явно придется кое с кого спросить на очередном совещании. А пока…

— Подвеску перебирать придется, — пробормотал шофер, снижая скорость до предела.

— Вон тот дом, кажется, — Апшилава, покрутив головой, указал на одноэтажное строение с резными наличниками, выкрашенное с одной стороны желтым, с другой зеленым.

— На двух хозяев, — Камышев нервно пощелкал пальцами. — И где нам искать свидетельницу?

— Сразу видно, человек из областного центра, — усмехнулся его курчавый напарник. — Посмотри внимательно — левая сторона, желтая, выкрашена недавно и очень аккуратно. Стекла чистые, аж блестят. А теперь правая сторона — краска давнишняя, облезает уже, а окна все в пыли, хоть и видно, что периодически их все-таки моют. Но при этом недостаточно часто, это значит, что у человека либо сил не хватает, либо времени. Или даже и того, и другого — потому что живет один. Туда нам и надо.

— Соображаешь, Пинкертон, — кивнул Валерий, вспомнив образ американского сыщика из подаренной недавно сестрой книги, и вышел из машины.

— Предпочитаю быть Холмсом, — с улыбкой парировал Эдик.

Он, хлопнув дверцей, закурил, и до Камышева донесся терпкий аромат крепкого табака. Валерий почувствовал нестерпимое желание затянуться, хотел уже попросить у коллеги одну сигарету, но твердым волевым решением обещал себе завязать. Хватит, один раз он уже бросил курить, теперь вот сорвался, а здоровье не казенное, его беречь надо.

Они подошли к грязному крыльцу, поднялись по кривым скрипящим ступеням, Валерий постучал в дверь. Никто не отзывался.

— Есть кто дома? — крикнул он, затем подергал за ручку двери, и та неожиданно открылась. — Милиция! Нам бы с Галиной Ветровой поговорить!

В нос ударил аромат недавно приготовленной еды — что-то на молоке, навевающее воспоминания о детском саде и утренней вермишелевой каше. Камышев почувствовал какое-то движение у ног, перевел взгляд и увидел поджарую черную кошку, которая явно обрадовалась нежданному гостю.

— Есть кто дома? — Апшилава повторил вопрос коллеги, зайдя за ним следом в дом.

В сенях или, как тут было принято говорить, на мосту было чисто и аккуратно. Старенький холодильник, накрытый явно подаренной бабушкой плетеной салфеткой, сверху горшок с каким-то цветком. Вдоль стены ровными рядами стояли трехлитровые банки с соленьями — Галина Ветрова явно была девушкой хозяйственной. Вот только дом почему-то не запирала, хотя даже в эпоху развитого социализма люди все-таки перестраховывались, а уж в перестройку это даже стали настоятельно рекомендовать.

Валерий шагнул к двери из сеней в жилое помещение, потянул за ручку, предварительно постучав — была надежда, что подруга Федотовой все же дома. Однако ни в горнице, ни на крохотной кухне никого не было. Лишь только кошка, очевидно соскучившаяся по людям, по пятам следовала за сыщиками.

— Итак, что мы имеем, — нахмурился Камышев, оглядывая стол с остатками еды. — Судя по общему порядку в доме, Ветрову нельзя назвать неряхой. Тогда почему стол не убран?

— Может, на работу торопилась? — предположил Апшилава, гремя на кухоньке какими-то мисками и поддонами. — В кастрюле еще теплая каша, совсем недавно приготовленная. А вчера они с Федотовой, как мы знаем, допоздна сидели.

— Как вариант, — пожал плечами Валерий, не особо веря в такое развитие событий. — Но в подобных случаях проще не кашу варить, а бутербродов настрогать, быстро перекусить и бежать на автобус. Так что, я думаю, она не торопилась. Впечатление такое, будто она спокойно все заранее приготовила, села завтракать, но была вынуждена резко уйти.

— Куда? — спросил Эдик, выглянув из-за кухонных занавесок подобно кукушке в часах.

— Хороший вопрос, — задумался Камышев, оглядывая горницу в поисках хоть каких-нибудь любопытных деталей. — Так быстро куда-то собраться можно только в экстренных случаях. Когда что-то произошло. Или, к примеру, милиция приезжала.

— Но это не наш случай, — понимающе кивнул Апшилава. — Кроме нас у нее никто не должен был появиться, это дело черной «Волги».

— Именно, — сказал Валерий, внезапно почувствовав смутное беспокойство.

Ощущение было таким, как когда ты сидишь в засаде и вслушиваешься в каждый шорох, каждое дуновение ветерка и в каждый звук, даже отдаленно напоминающий человеческий голос. А потом в глаза ему бросилось пятно крови, маслянисто поблескивающее под столом.

Камышев наклонился, внимательно вглядываясь в красную густую субстанцию, потом протянул руку, макнул палец. Поднес к носу, принюхался и облегченно выдохнул.

— Варенье, — сказал он, показывая измазанный палец Эдику. — Пролила на пол и не вытерла. Что опять же говорит нам о ее невероятной спешке. Пойдем-ка соседей опросим.

Следователи вышли во двор, и только там Камышев смог почувствовать облегчение от одолевающей его внутри тревоги. Очень странно было такое чувствовать, учитывая, что в свои двадцать восемь лет Валерий успел походить под пулями, задерживая с коллегами весьма опасных бандитов. А тут — пустая половина частного дома, где проживала явно одинокая девушка, и вдруг непонятное давящее чувство…

— Не вы ли это, Клавдия Макаровна? — усмехнувшись, Камышев спросил у вьющейся вокруг его ног черной кошки, на морде которой слегка выделялось подсохшее красное пятнышко.

Хвостатая живность напомнила ему ту самую старушку из соседнего дома в Калинине, о которой ходили слухи, будто она ведьма и перекидывается в кошку. Глупости, конечно же, но среди соседей Валерия весьма устойчивые. Настолько, что даже сам следователь привык порой шутить на эту тему.

— Что? — повернулся к нему Апшилава.

— Не обращай внимания, это