видеонаблюдения и сам найти нужные записи, но он и без того рискует засветиться, поддерживая активность ее браслета, и если предпримет еще что-нибудь, у Лэйды Милю могут возникнуть вопросы.

– Начинай разыскивать его немедленно, – требует Август, хотя наверняка знает, что в настоящий момент Калла мало что может сделать. – И будь начеку: есть вероятность, что в города-близнецы просочились шпионы из Сыца. Их мотивы пока неясны.

Калла хмурится. Берет еще баоцзы, но на этот раз только обгрызает тесто по краям.

– Готовятся к вторжению?

– Опять-таки трудно сказать.

– Мы больше даже не поддерживаем связь с Сыца.

По крайней мере, так было пять лет назад, когда Калла в последний раз уделяла внимание национальной безопасности Талиня.

– Вот именно поэтому я и озадачен, – признается Август. – Могу держать тебя в курсе. Только… разыщи кретина, который стащил у тебя браслет, и поскорее уничтожь его.

Калла откусывает от баоцзы. Горячая жидкость стекает по подбородку, она торопится подхватить капли. О небо, если бы дворцовые преподаватели этикета видели ее сейчас, их хватил бы удар.

– Да, принц Август. Ваше желание для меня закон.

Август молча прерывает разговор. А Калла, повесив трубку, задумчиво жует оставшиеся баоцзы, и в голове у нее крутится услышанное от принца. Шпионы из Сыца. Последние карты, которые она видела на родительских столах, были нарисованы карандашом и свидетельствовали о полном завоевании аграрных окраин и приближении практически к самым горам, отделяющим их королевство от Сыца. Возможно, за прошедшее время король Каса постепенно продвинулся еще дальше в глубину приграничных территорий. И теперь Сыца подсылает шпионов, чтобы положить конец этому продвижению. Если так, лучше бы они этого не делали, – она высказывает свое желание не по тем же причинам, что и Август, а потому, что уже и так задолбалась.

Цепочку ее размышлений прерывает нечто промелькнувшее на периферии зрения. Внезапно обернувшись, Калла как раз успевает заметить, что какой-то парень прячется за вазоном с растением, как будто не ожидал, что она посмотрит в его сторону. На руке, которой он держится за один из толстых стеблей, сбился рукав и виден браслет.

Калла выхватывает меч.

– Пожалуйста, подожди, не надо! – выкрикивает парень. И выходит из-за вазона, вскинув руки над головой. Глаза у него пыльно-фиолетовые, оттенка цветов, растущих у канала Жуби. – Ты бы хоть дождалась, когда вернешь себе браслет.

– Что? – Калла кривится. На время еды маску она сняла, так что ее гримасу парень увидел отчетливо. – И много ты успел услышать?

Парень, метнув взгляд в сторону столиков, а потом с почти видимым усилием понизив голос, отвечает:

– Достаточно, в том числе что ты называешь собеседника Августом.

Калла поднимает меч еще выше, намереваясь нанести удар и пресечь возможную утечку. Парень снова вскидывает руки. Его щеки еще сохраняют детскую округлость, но тонкие, как прутики, руки и ноги – явный признак недоедания.

– Стой, стой, стой! Я знаю, кто забрал твой браслет.

Да? Калла опускает руку. Пока она колеблется, из-за угла выбегает еще одна официантка с подносом еды. И резко тормозит при виде меча Каллы, открывая и закрывая рот, словно соображая, высказаться или не стоит. Секунду спустя она решает просто проскользнуть мимо и вскоре скрывается из виду на лестнице, где скрип каждой ступеньки эхом отзывается от отсыревших стен. Калла принимает решение.

– Идем со мной, – велит она, жестом подзывая парня. Едва он оказывается в пределах досягаемости, она хватает его сзади за шею и ведет вниз по лестнице, к залу поменьше размером. Парень молчит, но явно нервничает, ведь Калла по-прежнему держит меч наготове. Он не сопротивляется, когда Калла вталкивает его в свободную загородку со столом, а когда она подзывает официанта, чтобы заказать еще еды, сразу становится видно, что парень воспрял духом.

– Как тебя зовут? – спрашивает Калла, как ни в чем не бывало внося в загородку меч и входя следом. За столиком неподалеку какой-то подросток глазеет на нее, вытянув шею, – скорее всего, гадает, участвует она в играх или нет. Калла берет салфетку, чтобы протереть стол, но салфетка настолько пыльная, что навести с ее помощью чистоту Калла не надеется. Отбросив грязный комок, она встречается взглядом с подростком и притворяется, будто вот-вот кинется в его сторону. Тот перестает тянуть шею и торопливо отводит глаза.

– Я Эно, – говорит парень.

– Сколько тебе лет, Эно?

Он морщит нос.

– Пятнадцать. Хотя насчет этого тела не уверен. А свое родное я отдал. Не слишком оно мне нравилось.

Калла складывает руки на столе. Нет ничего необычного в том, чтобы бросить родное тело, если нашелся другой сосуд, который можно занимать постоянно. Иногда подходящее тело попадается брошенным на улице. Иногда двое решают поменяться телами. Но чаще всего замена на длительный срок происходит после покупки пригодного сосуда за кругленькую сумму на черном рынке. И гораздо реже бывает так, что человек, твердо уверенный в своей способности к перескоку, решает навсегда поселиться в уже захваченном теле, и в результате длительного сдваивания более слабая ци постепенно угасает – до тех пор, пока в теле не остается только ци вселенца, которая опять становится в нем единственной.

Но как бы там ни было, подобное происходит систематически повсюду в Сань-Эре, по самым разным причинам, как существенным, так и ничтожным. Когда людям не нравится, как они выглядят. Когда доставшееся от рождения тело вынуждает их соответствовать не вполне подходящему им полу. Продолжительность жизни человеческой ци – сто астрономических лет плюс-минус десятилетие; это долгий срок, чтобы провести его в жалком и ненавистном теле. Ближе к концу жизни обладатели генетической способности к перескоку пытаются занимать новые, молодые тела, но божества еще никому пока не даровали истинного бессмертия. Достигнув своего предела, ци человека исчезает, и точно так же тот, чья ци поражена недугом, не становится здоровее, во сколько бы здоровых тел он ни вломился. Загнивающая ци будет разъедать тело изнутри, пока не угаснет сама.

Калла представить себе не может, по какой причине Эно бросил свое родное тело, но не спрашивает об этом. Телу, в котором он сейчас, на вид меньше пятнадцати лет, хотя, возможно, Калла просто не разбирается в таких вещах. Ей двадцать три, и с каждым годом все, кто моложе ее, кажутся ей все больше похожими на детей. По привычке она осматривает ресторан, отмечает, кто находится поблизости и в пределах видимости, и выискивает не только подозрительных посетителей, но и все возможные пути отхода для Эно, если он надумает сделать перескок.

– Ты вселяешься только в тела парней-ровесников? – небрежно спрашивает она.

Эно кивает. Значит, вариантов