- В силе.

В квартире вмиг стало больше воздуха, в окна заструился свет. Андрей провел ладонью по пояснице Скворцовой и, положив вторую руку ей на затылок, перевел взгляд с ее глаз на губы. Вероятно, это было самым последним из того, что следовало сейчас сделать, но Андрей склонился к Ане и, не сомневаясь, прижался губами к ее губам. От нее пахло мятой, губы ее были теплыми, нежными. Замерев, она напряглась, но не отстранилась и не оттолкнула его от себя. Судорожно вдохнула, закрыла глаза… Первые хаотичные, жадные, исступленные касания губ сменились неспешной лаской. Этот поцелуй был слишком другим, не похожим на те, что знала Аня, не похожим на те, что Андрей дарил ей прежде. Ощутив губы Андрея на своей шее, она едва слышно застонала, ее ладонь опустилась на его плечо, тело податливо расслабилось. Она не хотела думать, она не хотела вспоминать, все, чего она желала, – капля любви и надежды.

Она не помнила, сколько чувствовала его ищущий рот. Очнулась, когда крепкие мужские руки прижали ее к груди. Уткнулась носом в ворот рубашки Андрея и глубоко вдохнула. Чтобы не разреветься, прикусила губу. Тепло рук мужчины, запах которого она сейчас так жадно вдыхала, грело сквозь ткань халата, а она все никак не могла надышаться.

Они встречались уже две недели. Две недели и два дня, если быть точнее – именно столько прошло с момента их разговора, неловкого поцелуя и совместного поедания пасты в итальянском ресторанчике. Все это время Аня пыталась понять Андрея, да и себя тоже. Впрочем, себя-то она понимала хорошо, а вот его… Хотелось верить ему, хотелось, чтобы это все было настоящим, однако в душе она продолжала бояться новой боли. И каждый раз, когда она выбегала из подъезда к машине Андрея, когда он сам заходил за ней, внимательно вглядывалась в его лицо, опасаясь увидеть в выражении серых глаз что-то такое, что окончательно разобьет ее сердце. Но Андрей брал ее за руку, порой легко обнимал, на долю секунды прижимая к себе, касался губ поцелуем. Аня замирала, предчувствие новой боли отступало, улыбка трогала губы, хотя замечал это Андрей или нет, она не знала.

Жара спала, погода стояла комфортная, ясная, термометр показывал двадцать три – двадцать пять градусов выше нуля, дождик шел, но в основном ночью, и сильной духоты в воздухе не ощущалось, а утро встречало приятной свежестью. Пару раз после того, как Андрей приезжал по окончании своего рабочего дня, они ездили гулять по любимому Аниному парку. Ей нравилось бродить по аллеям вечером, особенно нравилось ей уходить вглубь, подальше от основной массы людей. Здесь было тише и даже дышалось как будто легче. Что находит в этих прогулках Нечаев, она не знала, как не знала она и о чем разговаривать с ним. Прежде, в тот месяц, когда они были вместе, темы для разговоров находились легко, а теперь она терялась и боялась показаться глупой, сказать что-то ненужное, просто опасалась, что Андрею будет неинтересно то, что она говорит. Поэтому начинал диалог по большей части он, а порой они просто сидели в молчании, глядя на водную гладь, проносящихся мимо велосипедистов и роллеров. В такие моменты Ане особенно остро хотелось знать, о чем он думает, к чему ведет, правда ли то, что он говорил ей тогда, у нее дома. Но поднимать эту тему она не решалась, да и знала, что он ответит только то, что посчитает нужным, даже если это будет и ложью. Зачем она, сомневаясь, каждый раз открывала дверь, сбегала по подъездным ступеням и садилась к нему в машину? Андрей был настойчив, однако вряд ли он бы выволок ее из дома силком, так что вопрос так и оставался вопросом. И снова, когда он все в том же молчании сплетал пальцы их рук, она знала, что и в следующий раз, если он позовет, она снова будет бояться, а потом сбежит по серым ступеням подъезда и юркнет в салон автомобиля. Главное – не увидеть в серых глазах стального холодного отблеска и не услышать о том, что она больше не нужна.

В первые выходные после разговора они ездили гулять на ВДНХ, а потом ели пиццу в маленькой уютной пиццерии. Ане понравилось. В пиццерии играло ее любимое радио, на стенах висели забавные картины, на квадратных столиках стояли салфетницы с разноцветными салфетками. Желтые, синие, красные – они радовали глаз и отгоняли тоску. Пицца тоже оказалась на редкость вкусная, а зеленый чай с мятой, который приятная официантка в белом передничке принесла в пузатом заварном чайнике, - душистым. Андрей рассказал, что пиццерию держит семейная пара, и что несколько лет назад он отмечал здесь свой день рождения. Аня удивилась. Ей почему-то казалось, что для своего праздника он непременно должен был бы выбрать место более многолюдное, взрослое, так сказать, но говорить об этом вслух она не стала. В самом деле, почему нет? Она бы и сама с удовольствием отпраздновала тут день своего рождения, жаль только, что праздновать ей было бы, скорее всего, не с кем.

Во вторые выходные, в субботу, они снова ездили гулять, только теперь в музей-заповедник Коломенское. Прокатились на речном трамвайчике, поели мороженое… К вечеру Аня чувствовала себя усталой. Не привыкла она к шумным, многолюдным местам. Позже, почти ночью, они сидели в кафетерии, затерявшемся во дворах жилых домов, и пили душистый чай с чабрецом. Приглушенный свет и тихая томная музыка создавали атмосферу интимности, запахи горячего шоколада, кофе и сладостей щекотали ноздри, мягкий коричневый диванчик, на котором они устроились, так и манил откинуться на спинку и прикрыть глаза.

Аня доела пирожное и облизала ложку. Вообще-то она никогда не была большой любительницей сладкого, но в этой кофейне пирожные подавали просто изумительные, не признать этого она не могла. Тонкий бисквит с коньячной пропиткой, ванильный крем, паутинка хрустящего шоколада, взбитые сливки… Отложив ложечку, она поймала на себе взгляд Андрея. То ли свет в кофейне преломлялся каким-то странным образом, то ли во всем были виноваты отблески ламп, но ей показалось, что смотрит он на нее иначе, чем смотрел днем. Смутившись, она мягко улыбнулась и потянулась за чашкой. Только взять чашку в руки Андрей ей не дал. Перехватив Аню за запястье, он потянул ее на себя. Провел пальцами по всей ее руке от ладони до плеча, дальше по спине. Рука его остановилась меж ее лопаток, вторая ладонь легла на Анин затылок. От Андрея пахло свежемолотым кофе и горьким шоколадом…

Она обняла его за плечи, прикрыла глаза и с готовностью ответила на поцелуй.

Ей нравилось, когда он целовал ее, когда проводил кончиком языка по ее губам, чуть покусывал их, нравилось, когда его раскрытая ладонь бродила по ее спине, когда его пальцы путались в ее волосах. Ей хотелось верить, что ему действительно приятно касаться ее, что та чувственность, с которой он прижимает ее к себе, – не жестокая игра ее воспаленного воображения. Она ощутила, как тело наполнилось тяжестью, как в тот момент, когда язык Андрея проник в ее рот, внизу живота стал сворачиваться комок. Это был не первый их поцелуй с момента разговора в кухне, не первый и за сегодняшний день, но именно сейчас Аня ощутила, что этого ей становится мало. Музыка стала совсем далекой, запахи померкли, а мужская рука так и лежала между ее лопаток…

В эту пятницу они снова гуляли. Вначале поехали в центр, побродили по Александровскому саду и прилегающим маленьким улочкам, прошли по набережной до Храма Христа Спасителя и поднялись на мост, каменной глыбой висевший над Москва-рекой. День был ветреный, хотя и солнечный. Андрей снова наблюдал за тем, как порывы воздуха теребят пряди Аниных волос, как ветер обдувает ее лицо, как она щурится на солнце. Ему нравилось смотреть на нее в такие моменты. Она стояла у ограды моста и смотрела вдаль, на убегающую ленту реки и маленькие, будто игрушечные речные трамвайчики, когда он подошел сзади и, прижав спиной к своей груди, скрестил руки на ее животе. Сегодня он снова продинамил встречу с друзьями – третью за три прошедшие недели. Но сожаления по этому поводу Андрей не испытывал, ему было хорошо вместе с Аней, нравилось проводить время с ней, причем с каждой их встречей потребность в этой девушке он ощущал все сильнее. Хотелось делать для нее что-то приятное, хорошее. Вот, например, в среду после работы он купил букет цветов, а потом поехал к Ане лишь затем, чтобы отдать ей его. Она удивилась, затем смутилась, а после несмело улыбнулась. Когда она улыбалась, на душе у Андрея становилось тепло.