но и не предлагал ему никакой альтернативы. На мгновение воцарилась гробовая тишина. Граф откинулся на стуле в ожидании развязки. Видя это, Колодзейский схватил пистолет, подскочил и с нечленораздельным воплем выстрелил Потоцкому в рот. Выстрел, произведенный почти в упор, оказался такой силы, что местами вынес графу заднюю стенку черепа, замазав кровью с мозгами оба ковра и секретер, находившиеся за сидевшим Потоцким. Смерть наступила почти сразу же. И в этот миг Колодзейского ослепила вспышка молнии: седая тень отделилась от убиенного тела графа, и по направлению к лесу пронесся светящийся в лучах багровеющего ясного ноябрьского заката силуэт седого волка. Повсюду разлилась немая черная песня второго сокрытия Лика (сокрытия внутри сокрытия), отчего убийца из-за трусости своего благодетеля, соплеменника, друга и брата ужаснулся: оказывается, он не только клятвопреступник, нарушивший присягу Всероссийскому императору, но и убийца – так одно преступление тянет за собой и другое.

Буквально два десятка секунд и к бывшему секретарю возвратились уверенность и спокойствие: он вложил пистолет, из которого выстрелил, в правую руку графа. Через минуты уже на месте толпились дворовые и слуги: Колодзейский объявил, что их господин погиб в результате самоубийства, грозно взглянув на Стецька Моргуна и тем самым заставив его молчать. Об оправдании перед уездном сыскным начальством он не беспокоился, поскольку возглавлявший его ротмистр Тадеуш Квицинский входил в число польских сепаратистов и заговорщиков, готовивших отделение от России Юго-Западного края.

В ночь после убийства сожгли оба столь дорогих для графа гранатовых ковра, пропитавшихся его кровью. Вскоре положенное в запечатанный гроб тело графа Яна Потоцкого доставили из Уладовки в Пиков, затем спешно отпев и похоронив в притворе костела Всесвятой Троицы. Во время борьбы с религией в СССР в 30-е гг. XX столетия костел подвергся разграблению и осквернению. И хотя его остов еще стоит, постепенно разрушаясь (украинские селяне до сих пор используют его для добычи строительных материалов), но установить место упокоения выдающегося польско-русского деятеля не представляется возможным.

Приблизительно два месяца спустя Матеуш Колодзейский получил письмо от Иоганна Йонатана Перейра фон Эренштейна, сообщавшее о смерти его сестры Дины да Коста, урожденной Перейра-Кордоверо, от чахотки, обнаруженной у нее около более полугода назад. По очевидным причинам бывший секретарь покойного графа не стал отвечать на это письмо, а сжег его в камине, уже пребывая в фольварке своего нового хозяина единомышленника графа Витольда Ганского, тем самым поставив жирную точку в истории дружбы и любви обоих усопших. «Если вы еще не встретились, то обязательно там встретитесь, голубки…», – такими были его отстраненные слова после того как он злобно швырнул письмо на переливающиеся алым свечением каминные уголья, в один миг пожравшие пергаментную бумагу.

Ну а дальше началась путаница с датами смерти и погребения Яна Потоцкого, что наводит на мысль о его все-таки непреднамеренной гибели и желании заинтересованных в этом людей замести свои следы. Возникла история о том, что его римско-католический капеллан якобы благословил шарик, снятый с серебряной сахарницы и послуживший для него пулей. «Русский биографический словарь» А. А. Половцева (14 том) считает днем смерти 20 ноября по старому стилю или 2 декабря по новому стилю 1815 года, тогда как каноник Каменецкой римско-католической епархии Игнатий Давидовский указывает на 11 декабря того же года, что и побудило двух современных французских исследователей творчества Яна Потоцкого Франсуа Россе и Доминика Триэра прибавить к этой как бы юлианской дате 12 дней, получив 23 декабря, то есть число и месяц смерти, ныне вошедшие во все справочники и энциклопедии, где присутствует Потоцкий. Однако у нас сомнение по этому поводу, поскольку нет указания на то, что Давидовским дана дата по юлианскому календарю: римские католики вполне могли их заносить, особенно на польском языке, только по новому стилю, дублируя со старым лишь в русских записях. Если это так, то гибель графа могла приходиться на 29 ноября, а погребение на 2 декабря по юлианскому календарю 1815 года, что вполне вероятно, поскольку тело из Уладовки уже бы доставили в костел Пикова для погребения. Все же нам ближе вышеприведенная версия, более сопряженная с «Русским биографическим словарем».

В дальнейшем у секретаря, вероломно убившего своего магната и покровителя, все складывалось довольно благополучно. В 20-е гг. он перебрался с Подолии в Литву, где нашел место управляющего имением и дворцом в селе Полонечка Литовско-Гродненской губернии у князя Константина Матвеевича Радзивилла (1793–1869). Колодзейскому удалось даже стать конфидентом у своего нового магната, поскольку тот принимал участие в таких полонофильских полуподпольных организациях, как «Национальное масонство» и «Патриотическое общество», в котором состоял членом Комитета литовской провинции. Однако взгляды Константина Радзивилла с годами менялись, и он не поддержал столь долго готовившееся Польское ноябрьское восстание 1830 года, оставаясь верным присяге и уже государю императору Николаю I. С годами Радзивилл стал считать Колодзейского неисправимым фанатиком и искал случая, чтобы побыстрее избавиться от его услуг. Видя сгущающиеся над собой тучи, бывший секретарь Потоцкого исчез в сентябре 1830 года из имения Радзивилла в Новогрудском повете, вскоре оказавшись в Варшаве и приняв деятельное участие в ноябрьском военном мятеже. Затем в чине поручика конной артиллерии служил под знаменами генерала Яна Скржинецкого (1787–1860), в силу возраста и опыта обеспечивая обоз и доставку боеприпасов для своего подразделения. После трагического поражения польских повстанцев под Остроленкой 14/26 мая 1831 года вместе с этим генералом организовывал партизанское движение на частях Малой Польши и Верхней Силезии, входивших в состав Российской империи. Затем вместе с отрядом Скржинецкого бежал в Австрийскую Галицию, где осел в родном застенке в предместье Кракова, успев здесь жениться в начале 1832 года на сорокавосьмилетней вдове Анне Дембковской, ярой католичке и стороннице возрождения былого величия Речи Посполитой, отец которой околичный шляхтич Станислав Ярошинский успел послужить в войсках Барской конфедерации. И все бы ничего, но тут прибывает в Краков из Парижа полковник Осип (Юзеф) Заливский и по распоряжению тамошнего народного комитета, возглавляемого Иоахимом Лелевелем, готовит восстание в приграничных польских поветах Российской империи, получившее название «Месть народа», для чего с конца 1832 и начала 1833 сюда перебралось несколько сот шляхтичей из Русской Польши и других стран, расселившихся по помещичьим фольваркам и шляхетским застенкам в ожидании приказа на переход границы. Исходя из заранее утвержденного плана границу должны были перейти вместе с полковником Заливским еще семь дворянских добровольцев, куда охотником записался еще вполне здоровый, но пожилой поручик Матеуш Колодзейский. Пересечение ими границы послужило бы сигналом для других повстанческих групп, затаившихся на Литве, а также в Пинском