дело пойдет так и дальше, рано или поздно они поднимутся на такую высоту, где нечем будет дышать.

Тим не придумал ничего иного, как ткнуть в надпись навигатора «Делянка 1». Гравилет дернулся, на несколько мгновений завис, а потом начал снижение. Причем если сначала он делал это по весьма пологой глиссаде, то чем дальше, тем круче становился ее угол и тем быстрее нарастала скорость. В конце концов неисправный летательный аппарат стал просто-напросто падать.

«Вот и звездец! – на удивление равнодушно подумал Тимон. – Теперь уже точно».

Все, вообще-то, на его взгляд заканчивалось даже логично. Ведь он умер, тогда, первый раз, как раз во время падения. Ну вот, теперь нужно завершить начатое – наконец-то упасть и наконец-то умереть окончательно. Наверное, судьбе, или кому-чему еще там – богу, вселенной, самому мирозданию – не понравилось, что с ним случилась эта неправильность. Не должны нормальные люди переселяться в чужие тела, тем более в ненаступившее еще будущее время. Нет, мертвецы вообще никуда не должны переселяться! Как в том анекдоте про тещу: «Умерла – так умерла!»

«Шакс! Да не ной ты! – рявкнул Тимур. – Я еще не хочу умирать! И я-то никуда не переселялся и никакие законы и правила выкрученного мироздания не нарушал!»

«А сердце? Тебе его железякой заменили. Это по правилам?»

Это было тоже очень и очень обидным. Для обоих, собственно, ведь искусственное суперсердце стало для них общим, но сейчас Тимофей думал только о себе. Все двадцать два года… хорошо, пятнадцать-шестнадцать реально уже сознательных лет он жил, опасаясь, что любое неосторожное движение может стать для него последним. Ему в его ограниченной жизни было больше нельзя, чем можно. Его светофор постоянно светился красным, мигая зеленым столь незначительно и кратковременно, что лучше бы вообще не дразнился. Это была не жизнь, а сплошное недоразумение. Жгучая досада и страх – вот два главных чувства, постоянно пребывающих с ним. И еще обида. На отца, на весь остальной мир, где другим, но только не ему можно было вволю смеяться и плакать, что-то праздновать и над чем-то горевать, бегать, прыгать, набивать шишки, любить… Он двадцать два года – всю свою жизнь! – сидел, по сути, в тюрьме. В колонии самого что ни на есть строгого режима!.. И вот – его из этой тюрьмы выпустили. Да, ее зарешеченные двери открылись в очень необычную сторону, зато он впервые в жизни узнал, что такое свобода. Он наконец-то понял, что такое быть здоровым. Ограничения пока что остались – еще какие, с учетом, что сам он не всегда мог двинуть и пальцем, – но все равно он ощущал свое… становящееся своим тело. И он уже почти слился сознанием с «законным» владельцем этого тела, все чаще и все дольше стал не просто чувствовать себя сильным, здоровым и свободным парнем Тимом, но и по-настоящему быть им. И вот – на тебе! Опять судьба над ним решила посмеяться. Нет, даже не посмеяться, а беспардонно и грубо поржать. За что?! Скажите, за что ему это?!

«Слушай, заткнись! – прервал его стенания Тимур. – Мы сейчас крякнемся, а ты мне мешаешь думать».

«А чего тут думать? Управления же все равно нет. Только если жать на все эти "Делянки" – вдруг какая сработает».

«Ну… только это и остается», – согласился с ним Тимур. И коснулся надписи «Делянка 2».

Гравилет тряхнуло. Он уже не падал вертикально вниз, а понемногу стал увеличивать угол. Скорость тоже снизилась, хотя все еще оставалась слишком высокой. Поверхность планеты неумолимо приближалось. «Не больше километра», – наметанным взглядом определил Тимур. И под ними был все тот же бирюзово-изумрудный лес с проплешинами вырубок. Хотя совершенно без разницы, куда именно упасть на такой скорости – результат будет один: полное разрушение летательного аппарата. От самого Тима, понятно, останется мокрое место. А не хотелось бы мокрого! То есть, пусть даже и мокрого – вспотеть, а то и еще как-нибудь выделить жидкость в такой передряге не грех, – но только предпочтительней, чтобы живого.

И Тим принялся тыкать в надписи навигатора без разбора. Летуна опять затрясло. Он даже повернулся, изменив курс почти на девяносто градусов. Глиссада снижения – если полет мешка с кака… картошкой в принципе может иметь глиссаду – еще чуть-чуть приподнялась. Но слишком уж буквально чуть-чуть, чтобы это могло стать хоть каким-то шансом для спасения.

Зато теперь стало видно, что падают они все же не в лес. И даже не на вырубку. Впереди простиралось болото. Во всяком случае, что-то очень на него похожее. Обширная площадь зеленовато-рыжего цвета, сплошь покрытая многочисленными озерцами, скорее даже лужами. Тим еще успел удивиться, как при такой жаре эти озерца не пересохли напрочь. Хотя их наверняка питали подземные источники. Должна же быть даже на жарком Эстере вода, иначе как бы здесь рос тот же самый лес.

Но если честно, эта мысль, мелькнув мимоходом, в сознании Тима задерживаться не собиралась. Ему становилось все очевиднее: он через минуту-другую погибнет. Нет, даже не через минуту, а через пару-тройку десятков секунд, поскольку гравилет опять стал падать вертикально, как и положено тому самому мешку с тем самым. Ну да, с картошкой.

«Шакс! – сказал Тимур. Уже без отчаяния, просто с досадой. – Недолго новое сердце поработало. Ты уж прости, Тимон».

«Да ты-то при чем! Это ты прости, что надоедал тебе… Но… мне было с тобой круто. Правда. Спасибо».

Умирать было страшно. Обоим. Хотя оба они уже умирали и хорошо помнили, что ничего такого уж страшного в этом не обнаружили. Вот ты был, а вот тебя нет – и бояться уже нечего, да и нечем. Так-то оно так, но то, получается, была не окончательная смерть, зато теперь уже все. Шакс и звездец. И оба в этот момент поймали себя на том, что нахождение рядом еще кого-то делает ожидание небытия не таким безнадежно-тоскливым.

Вниз смотреть было тоже очень страшно. Но не смотреть на приближение своей гибели они тоже не могли. Да, это опять были именно «они» – Тимофей и Тимур. Быть одиноким Тимом никому из них сейчас не хотелось. Этот самый Тим теперь только и мог, что немигающим взглядом широко распахнутых глазах смотреть на летящую прямо в него землю.