и украденное вернулось в голосе Ренэ… И вот поезд подъезжает к Gare du Nord… Они не виделись 49 лет!.. «Эх, как время изменило нас», – подумал Агафонов, обнимая плачущую от радости Ренэ. Его синие глаза тоже блестели от слёз. Ренэ и Алекс, взявшись за руки, вышли на привокзальную площадь…

– Обещай Алекс, теперь ты не исчезнешь на полвека. Теперь ты будешь всегда со мной, умоляюще смотрела Ренэ в синеву его глаз.

Агафонов молча вытащил обратный билет и с улыбкой разорвал его. Казалось, мечты начинают исполняться. Состояние невесомости, лёгкости и радости не покидало Ренэ и Александра.

Они поселились в чудном домике Ренэ (уже много лет она была вдовой) в маленьком городке Charquemont в знакомых местах Алекса. Это здесь, в Franche-Conte, он занимался военной подготовкой «макизаров». Ему, как активному участнику Сопротивления, сразу же выдали французские документы.

Выжившие бойцы Сопротивления устроили Алексу тёплый, сердечный приём. Писала о нём и французская пресса, часто выступал он по телевидению. В одном из интервью Ренэ и Алекса сверкнул эпизод 6 июля 1943 года.

– Как Вы думаете, кто же всё-таки «сдал» Алекса Гестапо в гостинице? – спросил возмущённо журналист.

– Это я, чтобы спасти отца и себя, – неожиданно с рыданием произнесла Ренэ.

Агафонов начал её успокаивать:

– Не плачь, милая, я ещё тогда проанализировал ситуацию и… догадался… и простил, забудь… Я знаю методы Гестапо, ты не виновата, смотрите, мои пальцы до сих пор плачут от пыток… И он показал обрубки своих пальцев…

Дальнейшая их судьба могла бы стать сюжетом плохого романа, но, к сожалению, это была правда… На следующий день после признания Раймонда умерла…

Оставшись один, Агафонов уезжает в Париж и поселяется в русском доме для престарелых в Montmorency. Целыми днями в маленькой спартанской комнатке он пишет свои книги.

– Надо уметь не иметь, – говорил Александр Михайлович.

Над его письменным столом висело изречение Вяземского:

«Беда нашей литературы заключается в том, что мыслящие люди не пишут, а пишущие не мыслят».

Александр Михайлович мыслил, писал, ездил в Германию с выступлениями (он прекрасно говорил по-немецки). Однажды на конференции в Веймаре, когда он вышел на трибуну, раздались бурные аплодисменты и выкрики: «Ура нашему штабсляйтеру» – это бывшие юноши Бухенвальда, а ныне дедушки с внуками, пришли на встречу с Агафоновым, чтобы выразить ему благодарность и свою любовь. Значит, зёрна его воспитания, добра попали на плодородную почву!

Как ни странно, немцы просто обожали Агафонова. Его мемуары вышли в Берлине на немецком языке, он стал почётным жителем города Кёльна, в центре документации национал-социализма хранятся архивы Александра Михайловича, была создана ассоциация «Друзья Агафонова». Его много раз приглашали выступать в мемориальный комплекс Бухенвальд с чтением воспоминаний, устраивали встречи.

– В Бухенвальде я, как дома, – шутил Александр Михайлович, приглашая меня поехать с ним: – Не пожалеешь, расскажу всё из первых уст, не то что экскурсовод, который что-то прочитал в книге, я всё на себе прочувствовал и всё запомнил, чтобы это никогда не повторилось…»

Он опять окунулся в омут жизни с головой. И вот этот период полный энтузиазма и творческих планов, мне пришлось расстаться с Александром Михайловичем на несколько лет, т. к. мы всей семьёй уехали в длительную командировку на берега Босфора…

Вернувшись в Париж, нагрузив машину разными восточными сладостями для всего дома Montmorancy, мы мчались к Агафонову уже предвкушая его удивление и радость… Но что это? Пустой сад, дом закрыт. Что случилось? Где Агафонов? Никто ничего не знал… И все таки я нашла его… Но в каком состоянии… Полуслепой (после неудачной операции), он не мог ни читать, ни писать, все его друзья – сопротивленцы, несмотря на то, что были моложе его, покинули этот мир. Его деятельная натура томилась, но дух борца торжествовал даже здесь. Агафонов по многим причинам (о которых просто не хочется говорить) был в конфликте с администрацией этого дома престарелых. Он держал голодовку уже 2 дня (в его-то возрасте)… Таким образом показав, что он недоволен, и что он может еще бороться. Как он обрадовался, увидев нас, и как всегда пытался шутить:

– Ах, какая моя жизнь странная – иностранная…

Я не могла сдержать слез… пыталась кормить его, но он потерял аппетит… к жизни. Вышел нас провожать, а потом подымался по лестнице в свою комнату с таким видом, как будто спускался в ад…

Надо было спасать его сейчас же, немедленно!

Его желанием было переехать в Русский дом Saint-Geneviève-des-Bois. С большим трудом он подписал свою книгу «Записки бойца» в подарок директору этого дома, и мы помчались туда.

– Мест нет, к сожалению, – ответил грустно директор, потом взглянув на меня, добавил: – Хорошо, что-нибудь придумаем. И он (спасибо большое) быстро организовал Агафонову переезд. Случайно шофером машины оказался югослав, и, конечно, всю дорогу с ним Алекс распевал югославские песни… А в Русском доме его уже встречала наша милая Танечка – «ангел хранитель». Вот так они и встретились через 19 лет, как и предсказал Александр Михайлович в «один прекрасный воскресный день». Танечка действительно сыграла важную роль в его жизни. Каждый день в читальном зале библиотеки она собирала всех и читала вслух воспоминания Агафонова. Все слушали с большим вниманием и смотрели на Алекса как на героя. А он иногда прерывал чтение и рассказывал сам – увлекательно, ярко, с юмором. И люди потянулись к нему с вопросами, с разговорами. И он ожил, заулыбался, он почувствовал, что снова нужен, снова в строю. В столовой считалось за честь сидеть рядом с Александром Михайловичем, поэтому установили очередность, чтобы не было обидно никому. А он сыпал комплиментами, шутками и светился радостью, несмотря на унылую декабрьскую погоду 2009 года.

А 18 января 2010 года ему должно было исполниться 90 лет. И я заранее готовилась к этому дню, чтобы сделать ему «немецкий сюрприз», как в Бухенвальде: с самого утра приехать с музыкантами и разбудить его звуками любимого вальса, испечь самый лучший пирог, подарить шахматы, пригласить из Кёльна немецких друзей, а вечером устроить большой концерт в Русском доме, ведь он так давно уже не был на спектаклях…

23 декабря раздался звонок из Русского дома. Незнакомый голос произнес:

– Стресс от положительных эмоций… Сердце не выдержало… Он умер от счастья… с улыбкой…

Даже смерть не смогла победить его, Агафонов встретил ее насмешливо, с улыбкой… Он не болел, не лежал месяцами в кровати, не принимал лекарств… Казалось, это просто душа, заключенная в тело, вырвалась на свободу…

Александр Михайлович любил повторять:

– Знайте, самое главное: с земного шара нас, как бы