– Понял, – спокойно отвечает друг.

– Про Аню разузнай побольше. На квартиру к ней скатайся, на дачу, где ее взяли, расспроси мать, наверняка, волнуется и все расскажет. Нутром чувствую, что здесь что-то не так! Якут здесь как-то замешан. Не переношу его еще с непонятной смерти моего отца, которую быстро обстряпали, как сердечный приступ. По криминальным законам, сейчас, я не имею права спросить с него, но разорву его при первой возможности на части, соглашаясь с любыми значительными последствиями.

– А девчонка?

– Пока моя, – зло рявкнул ему, – со мной. – Игорь, ты забери всех, – уже спокойно начал я, – раздражают.

Тот спокойно развернулся и вышел, молчаливо соглашаясь с очередным приказом, не разбирая варианты возможных последствий. В этом он мне нравился, настоящий солдат, четко следующий заданным инструкциям.

Развернулся, следя за неспешными языками разгорающегося пламени. Вместе с первыми незначительными всполохами огня, тлею, вспоминая о произошедшем. Сгораю от непримиримых эмоций, не чувствуя своего тела, больше не желая ее прикосновений, но, в то же время, метая о них. Рву себя на части, нещадно откидывая все возможные чувства в сторону, оставляя только рациональность.

Но, сердце предательски повторяет: «пока моя»…

***

А в это время, на другой стороне Москвы лютовал взбешенный Якут…

– Твою мать!!! – разъяренно орал он, – Девчонку, сопливую девку найти не можете!

Подчиненный, к которому с гневной тирадой обращался солидный седовласый мужчина, виновато опустил голову, пряча глаза, разглядывая замысловатый узор на дорогом шелковом ковре в кабинете своего непосредственного авторитетного начальника. Тот, как мог, старался усидеть за массивным письменным столом из красного дерева, но, периодически, вскакивал, раздраженно топтался на месте и снова присаживался в удобное кожаное кресло руководителя.

– Шесть! Прошло почти шесть долбанных дней, как мне позвонила ее дура-мать, с просьбой отыскать мою «любимую двоюродную племянницу»! Если бы я только знал, что все эти два года, что прошли со смерти ее придурка-отца, девчонка бредит идеей возмездия, стараясь раскопать всю подноготную того старого, забытого всеми дела, то я бы придушил ее сам, сразу! – кричал Якут, от злости покрываясь красными пятнами, – Ты понимаешь, что будет, если молодой Ветер начнет копать глубже?

– Мы смогли установить местонахождение и попробовали отбить ее, – начал отчитываться подчиненный, но сбился и громко сглотнул, увидев, как его начальник, уже в который раз, в бешенстве вскочил на ноги.

– Вам не отбить, а прибить ее нужно! – ревел тот, упираясь напряженно сжатыми кулаками о поверхность письменного стола, – Понимаешь? Девка должна умереть до того, как Ветер начнет выяснять об обстоятельствах смерти ее папаши-бухгалтера! Как только он найдет и поднимет платежные документы, то сразу поймет, что его отец тут ни при чем. Проверить, куда утекли денежки тоже большого труда не составит! Вот тогда он придет за моей головой и за этими самыми деньгами! А я не хочу умирать из-за чрезмерных амбиций глупой девчонки, которая возомнила себя ангелом смерти! Убрать! – кричал так, что вздувшиеся вены на его шее готовы были лопнуть от напряжения, – Я сказал убрать ее!!! Сестре скажу, что не успели. Не первый раз обвинять во всем Ветра. Какая, бл.дь, разница старшего-младшего?! Может вздернется от горя и всем проблемам конец!

– Так, может сделать проще? – встрепенулся поникший безымянный подчиненный, – Позвоним Ветру, скажем, что она – двоюродная племянница, так мол и так, пусть отдаст. Он из-за бабы на конфликт не пойдет. А мы ее быстро и по-тихому уберем, так, что вопросов ни у кого не останется…

– Можно так, – слегка успокоился Якут и сел в удобное кресло, откинувшись на его спинку. – Пробуй все. Голову ее мне принеси, в противном случае, ответишь своей…

Кожа после бани еще горячая и, совершенно точно чистая, потому, что я с чрезмерным усердием старалась стереть с себя мужские прикосновения жесткой мочалкой, соскребая волнующие воспоминания, которые въелись в поры. Но запах Ветра остался на мне. Я и сейчас чувствую острый аромат цитруса и кедра, который сводит меня с ума, вновь разжигая во мне костер из сухих дров непримиримого противоречия. Достаточно одной вспышки, чтобы пламя желания вновь распространилось по моим венам, словно огненная лава, медленно стекая, но нанося опустошительные последствия, выжигая здравомыслие тягучим потоком растущего нетерпения…

По возвращению в дом, я сразу заметила, что ни Игоря, ни парней больше нет, как и большого внедорожника, на котором мы сюда приехали. Осталась только я и Ветер. Еще, не в меру разговорчивая, Олеся, которая суетилась перед ним, в коротком платьице, с перекинутым полотенцем на внушительную грудь, готовя обед и успевая о чем-то ненавязчиво щебетать. На кухне заманчиво пахло тушеным мясом, специями и кавказскими травами, разжигая мой разыгравшийся аппетит, но я прошла мимо в отведенную мне спальню.

Тихо прикрыла за собой дверь комнаты и только потом, облокотившись на нее спиной, громко сглотнула скопившуюся во рту слюну, которая, казалось, от голода разъедает мне щеки. Тихо застонала, пытаясь справиться с физическим и эмоциональным истощением, которое мучительно грызло меня изнутри. Подошла к кровати, рассматривая смятую, немного испачканную кровью простынь, и сдернула ее с внушительного матраца, раздраженно откинув в сторону. Порывшись в ящиках комода, нашла чистую и, ловко застелив постель, рухнула на нее, вдыхая нежный запах свежепостиранного белья…

Стыдно. Не так хотела, не о том мечтала…

Натягиваю на себя край шерстяного одеяла и сворачиваюсь под ним калачиком, пытаясь спрятаться от смущения, которое висит в воздухе, насквозь пропитанном нашим желанием и чувственными стонами. Я и сейчас слышу их, поэтому по-детски закрываю уши руками, чтобы не прислушиваться к еще живым отголоскам, заполнившим все пространство небольшой спальни.

Больно. Тело ноет от саднящего чувства потери…

Я рассталась не с девственностью, а с двухлетней мечтой, которую вырвала, наживую, из своего трепещущего сердца и бросила Ветру прямо под ноги. Не думала о том, что развороченная мной же рана будет еще долго кровоточить, ныть, напоминая мне о слепой мести, которая все это время, плотной пеленой, застилала глаза.

Воспоминания о родителях душили. Мне до болезненной одержимости хотелось все вернуть назад. Вот так, просто, закрыть глаза и напрочь стереть из своей память два последних года, словно их и не было никогда. Я готова к тому, чтобы судьба уменьшила мне жизненный путь на этот срок, пусть я умру раньше, чем мне предначертано, лишь бы отменить совсем непростительные ошибки, бездумно совершенные сначала папой и мамой, а потом мной…

Услышала, как тихо поворачивается дверная ручка и уткнулась в подушку. Боялась, что это пришел он, Ветер, но, по легкой поступи, поняла, что это Олеся. Глаза открывать не стала, пусть считает, что я сплю. Слышала, как ставит на прикроватную тумбочку посуду, которая глухо звякает о деревянную поверхность, как девушка тихо вздыхает и наклоняется, чтобы убрать с пола откинутую мной простынь, а затем выходит из спальни, вновь, прикрывая за собой дверь, но не закрывая ее на замок.