Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это означало бы, что она придумала и Бога.
Исаак чувствовал себя неважно. Хуртигу было известно, что он давно знал Ингу и они регулярно общались, пока мозг Ингу не начал атрофироваться после удара.
Приятели как раз пообедали и сидели на кухне у Хуртига – у него выдалось несколько свободных часов до концерта в «Третьем пути». Дополнительную работу, которая компенсирует отдых, он возьмет завтра.
– Под конец Ингу меня не узнавал, – сказал Исаак. – Не понимаю, как он оказался способен на самоубийство. Он же поесть самостоятельно не мог.
Хуртиг убирал со стола.
– Может, минутное прояснение?
– Прояснение? А не наоборот? Прояснение – это желание жить. Это требование эволюции.
Все не так просто, подумал Хуртиг, наливая воду в раковину.
– Я вчера ночью читал одну статью, – продолжал Исаак. – Новое исследование о самоубийстве. Говорят, причиной может быть паразит в мозгу. Его носитель – каждый пятый человек, и зараза распространяется от кошек. У некоторых это ведет к депрессии, а в долгосрочной перспективе – к самоубийству. У Ингу жили три кота.
– У него же был удар.
– Удар или нет – он мог быть носителем того паразита.
Хуртиг все понимал. Людям хочется, чтобы были причины, основания.
– Ты ищешь рациональное объяснение, – сказал он. – Может, он просто не в состоянии был выносить, что превратился в развалину. Требованием эволюции может оказаться и желание лишить себя жизни. Если человек знает, что он обуза для других, если он не может сам о себе заботиться… Избавить стаю от себя, так сказать.
Исаак вздохнул.
– Может, ты и прав… – Он поднялся и подошел к мойке. – Я вымою. А ты собирайся.
В спальне Хуртиг бросил в сумку дополнительную смену белья. Если предстоит долгая ночь, то лучше все подготовить заранее. А поспать можно по дороге в Сконе.
– Кстати, как Берлин? Ты не очень много рассказал.
– Я хорошо поторговал.
Хуртиг застегнул молнию на сумке и вернулся в кухню.
– И что ты продал?
– Много всего. Но мы можем поговорить о Берлине завтра по дороге. – Исаак слил воду из раковины, вытер руки. – Я купил выпить на завтрашний вечер, много. Устроим мозгам взбучку. Утопим на хрен паразитов, которые толкают на самоубийство.
Хуртиг видел, что Исаак бодрится изо всех сил. Но улыбка была натянутой, а сам он выглядел измученным, словно не спал несколько ночей.
Исаак все еще стоял у раковины; он мазал руки кремом, который Хуртиг держал там; сам Хуртиг сидел за столом.
– Я понимаю, что ты думаешь и про Марию, но прекрати винить себя. Убить себя – это ее выбор. Что ты мог поделать?
– Я должен был приехать к ней домой.
Хуртиг понимал, через что сейчас проходит Исаак. Через те же мысли, что были у него самого. То же чувство вины, то же бесконечное пережевывание ненавистного слова «если».
– Нет никаких «если». То, что случилось, – случилось, а мысли про «если» ведут в тупик.
Исаак выдвинул стул и снова сел.
– Знаю, – сказал он, помолчав. – Я возьму сигарету, ладно?
Хуртиг кивнул.
– Конечно. Но я думал – ты бросил. – Он заметил под рукавом Исаака контуры никотинового пластыря.
– Трудно бросить плохое, когда случается другое плохое.
Над столом поплыли колечки дыма, и из-за запаха Хуртиг вспомнил о Жанетт Чильберг, которая время от времени выкуривала сигаретку в кабинете полицейского управления. Когда случалось плохое.
– Есть еще одно слово, помимо «если», – сказал Исаак. – Это слово «почему», и хорошо бы понимать его по-настоящему. Иметь возможность проникнуть в сознание Марии.
Припомнив, что Мария проглотила страницы своего дневника, Хуртиг понял: она не хотела именно этого – чтобы кто-нибудь проник в ее сознание.
Взял часть ее души.
Монокуляр Айман был сконструирован в Белоруссии на основе орудийного прицела, фокусное расстояние линз – восемьдесят девять миллиметров. То же расстояние рекомендовано как безопасное, чтобы прицел не ударил стрелка в глаз при отдаче во время стрельбы.
Один журналист назвал Белоруссию страной, которая расположена в восьмидесяти девяти миллиметрах от Европы и нацелена на разницу ширины колеи между рельсами на восток и на запад.
Из-за такой мелочи путешественникам приходится часами ждать в приграничных городах, пока меняют колеса. Едва заметная разница, ведущая к непостижимо, непропорционально большим последствиям.
Забавно. Разница в ширине межрельсовой колеи между Западной Европой и Белоруссией встроена в подзорную трубу, которую сконструировал ее дядя Миша, майор КГБ на пенсии. Айман казалось, что это очень точная метафора. Так близко, но все же так далеко.
За окном стемнело; Айман перенесла монокуляр на кухню и установила его за шторой – так, чтобы с улицы не было заметно. Сама она, напротив, отлично видела участки внутреннего двора.
Сквозь ограду виднелись игровая площадка и освещенные граффити на фасаде дома. Пейзаж с вечнозелеными холмами и синим небом.
Почти сразу же Айман увидела его. На скамейке в свете уличного фонаря сидел ее сосед и, несмотря на холод, читал книгу. В ушах у него были маленькие наушники, проводки тянулись по груди в карман куртки.
Она покрутила зум, отрегулировала деталь, ответственную за встроенный оптический прицел. Резкость улучшилась, и Айман увидела соседа совершенно отчетливо.
Его взгляд был оживленным, иногда беспокойным; она сосчитала раны на его лице. Девять порезов, из которых два еще кровоточили. Он почесал щеку и перевернул страницу.
Айман изменила угол, на пару сантиметров опустив трубу, и между размытых веток увидела, что книга – в старом переплете голубой кожи. Название – перфорированное, оранжевое. Тонкие израненные пальцы наполовину скрывали его, но Айман все же рассмотрела надпись на обложке.
«Дневник наркомана» Алистера Кроули.
Айман не читала эту книгу, но знала, что там речь о героине и что писатель – каббалист.
Она ближе рассмотрела левую руку соседа – ту, что держала голубую обложку. Раны на пальцах напоминали отслоившуюся краску, а пространства между пальцами светились голубым, словно ясное небо. Было похоже на белый забор, и воспоминания перенесли Айман за садовый столик, стоявший перед домом в Тегеране. Перед ней высокий белый забор, а за ним – небо.
Ей было семь лет, она только что прочла свою первую английскую книгу, «Breakfast at Tiffany’s», читать было не очень трудно, но для семилетки книга оказалась полна загадок.