— Ну, спасибо! Ты в нем уже не сомневаешься, что ли? — Велька хмыкнула тихонько, уткнувшись сестре в плечо.

— А чего сомневаться? Знаю, что моим станет! Вот опомнится немного, присмотрится, в дороге мы близко будем. Как такое возможно, чтобы он меня не полюбил, вот скажи? — глаза сестры в свечном полумраке блестели таинственно, и была она просто чудо как хороша.

— И точно, — не стала Велька спорить, улыбнулась, — не может такого быть, если он не без глаз.

Значит, сестра успокоилась и про ревность глупую забыла, это куда как хорошо!

— А тебе, Велюшка, точно Ириней не люб? Не лукавишь со мной? — Чаяна заглянула Вельке в глаза и тревожно, и вместе с тем просительно.

Значит, еще не забыла она про ревность. Но хочет забыть.

— Точно, сестрица, — сказала Велька, — он хороший, но мне не люб. Правда это, Матушка Макошь мне послухом.

Чаяна успокоенно улыбнулась, задумчиво накрутила на палец кончик косы.

— Я верю тебе, верю. Значит, будет мой. Но вот проклятья его все равно боюсь, хоть и утешаю себя тем, что и не видно, и неопасно. Есть же оно, и со зла наложено!

— Почему ты уверена, что у Иринея то проклятье?

— А у кого? Я же вижу, что он и есть старший княжич. Чувствую!

— А я вот не чувствую ничего такого.

— Ну, Велюшка. Ты уж мне поверь. Я тоже старшая. И ты бы понимала, что к чему, если бы не в глуши своей росла. Он старший, и все тут!

— Ладно, — пожала плечами Велька, — пусть так. Слышала я, что старший у них по возрасту Велемил. Так и сказано было, что по возрасту. Может быть, по положению кто-то другой старший.

— А кто тебе говорил? — встрепенулась княжна. — Почему молчала?

— Говорил… не помню уже.

Венко говорил. Как вчера это было. Закрыла бы глаза сейчас — и увидела бы.

— Нет, — упрямо покачала головой Чаяна. — По повадкам, по всему Ириней старший.

Велька опять лишь пожала плечами. Внешне Ириней и впрямь годами казался не моложе Велемила, да только, на внешность глядя, и обмануться можно.

Она ненадолго задумалась, потом сказала:

— Батюшка упоминал, что он, когда война была со Степью, с кариярским князем близко знался. А еще говорили, ты помнишь, что князь тот даже в полюдье сам не ездит. А война ведь была в стороне от кариярских земель. Как же это понимать?

Чаяна только глаза широко раскрыла, но промолчала.

— А сын его, наследник кариярский? Проклятье сам князь несет и его первенец-наследник. А наследник тут, и старший их в этом поклясться готов был, помнишь? Значит, проклятье никак не связано с тем, что князь в полюдье не ездит.

— Да что за ерунду ты говоришь, — в досаде воскликнула Чаяна, — ездит в полюдье, не ездит. Проклятье тут при чем?

— Мы не знаем, что при чем, нам бы догадаться, — вздохнула Велька, — знали бы тогда, чего бояться. Ты, сестрица, мне расскажешь хоть? Когда за княжича старшего замуж выйдешь. Хоть на ушко, а?

— Погляжу, надо ли рассказывать, — буркнула Чаяна.

Ее настроение, похоже, опять изменилось от почти радостного до горестного, и она смотрела на младшую сестру так, словно именно та была в чем-то виновата.

— Поглядишь, ладно. Я ведь не настаиваю, — покладисто согласилась Велька.

Спорить и ссориться хотелось меньше всего. Посидеть в тишине, поразмышлять — это хорошо бы. Впрочем, она почти седмицу так провела, а толку чуть. Может, надо было больше на людях быть, говорить, спрашивать. С теми же княжичами словами перекинуться, с их боярами, с кметями. Пусть с нее после сговора глаз не спускали, так ведь и не запирали же в горнице, она затворничала по своей доброй воле. Зря время упустила. А теперь…

Теперь у них впереди дорога длинная, и говорить будет можно. Хотя так ли ей это нужно, говорить, расспрашивать, что там за проклятье да как кариярские князья жизнь свою ладят? Деваться-то им, невестам, кроме Карияра теперь все равно некуда.

Тревожно было на душе. Хотелось понять что-то. Так хотелось, будто ничего важней этого на свете не было. Разгадать, распутать эту путаницу, что кариярцы зачем-то напутали. Хотя они-то знают зачем. Им это важно. Доверия они просят…

Велька встала, прошлась по горнице. Объяснила, если Чаяне непонятно:

— Сначала мне подумалось, что, может, проклятье мешает по разным местам ездить, оттого и сидит он в Карияре своем. А получается, не мешает. И со степняками князь воевал, и наследник его сюда приехал. Значит, в другом дело. Может, пока доберемся, и догадаемся?

Постояв у заволоченного окошка, Велька решилась и совсем немного отодвинула заслонку, обернулась к сестре:

— Я немножко! Только чуть погляжу!

Отодвинула еще малость, встала на цыпочки, выглянула. Кусок двора стал виден, кметь с обнаженным мечом, кто — в потемках не понять. Это он княжон охраняет, и от нечисти, и от всего, что подвернется. Немного подале еще один. Вот к ближнему охраннику парень подошел, в светлой рубахе, как будто что-то спросил, повернулся, посмотрел в сторону Вельки, прямо на приоткрытое окошко. Да так и остался стоять, замер, и Велька замерла тоже.

Луна за облаком пряталась, лиц ни за что не разобрать, очертания только. Кто угодно мог там быть, кого поставили. Может, и сами женихи решили дозор нести, кто их знает, захотят — так могут. Но этот, в светлой рубахе…

Как будто знакомый или кажется?

Очень, очень знакомый. А у них в сенях свеча горит, значит, свет виден, и понятно, что окошко отволочено.

Неужели? Да не может быть! Велька и как дышать забыла, стояла, и смотрела, и поверить боялась. А тут и луна показалась. И она перестала сомневаться.

Он это, Венко. Пришел сюда, на княжий двор, к невестиным окошкам. И как осмелился? И что же, он знает, выходит? С ней попрощаться пришел?

— Что там? — недовольно воскликнула Чаяна. — Говорили же, что нельзя! — подошла и сама одним движением задвинула заслонку. — Что за лицо у тебя, как из Нави кого увидала!

— Да никого, — Велька очнулась, — кмети просто. Хотелось разглядеть, может, знакомый кто.

Велька села на лавку, стараясь не показать смятения.

Это она видела Венко. Он ее не видел, она же в щелку смотрела. Может, он просто на пир пришел, мало ли. Нынче тут кто только не пирует, и зайти всякий может, не прогонят. Может, случайно в этот угол забрел, а его и развернули, дескать, иди гуляй в другую сторону, добрый человек. Он, правда, не поспешил уходить…

Вот и хорошо. Значит, еще раз свиделись, напоследок.

Велька забралась на постель, легла, к стенке отвернулась. Чаяна еще пыталась ее тормошить, но в конце концов отступилась.

— Спать так спать, — она задула свечу.

А Велька лежала и думала — ушел он или стоит там? Должен бы сразу уйти, конечно, на что ему там глядеть? Но Вельке отчего-то казалось, что он все там стоит…